Министерство информационных технологий и связи

Российской Федерации

Сибирский государственный университет

телекоммуникаций и информатики

Кафедра истории и

философии

Домашняя письменная работа

Н.А.БЕРДЯЕВ

«РУССКАЯ ИДЕЯ»

Новосибирск 2005

Русская идея вновь волнует умы россиян. Это и понятно: Россия стоит перед очередным историческим выбором. Социально-политическое самоопределение страны детерминирует размежевание не только политически активного населения, но, думается, подавляющего его большинства.

Споры о национальной идее будут злободневными до тех пор, пока наше отечество не обретет тот путь, который поддержит большинство его граждан и который объединит их. Общенациональная объединительная идея такой страны, как Россия, несомненно, имеет и всемирно-историческое значение. Ее смысл и способы реализации не могут быть безразличными для мирового сообщества.

Русская идея в общем виде - это путь движения страны, способ ее существования в настоящем и будущем, это и главная цель ее развития. В доказательство этому можно процитировать его слова: “Русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града и устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она в него войдет.” 1 По своему объему она общенациональна. И как таковая, являет собой идеал для всех народов, населяющих Россию, их вековую мечту о благосостоянии, справедливости, добре и красоте.

Русская идея, как великая национальная идея (цель, мечта, идеал) зарождается в недрах народа, зависит от родовых черт национального характера - менталитета, как сейчас говорят - специфики его исторического развития и религиозной веры.

Русская национальная идея в точном смысле сложилась в период возникновения российской нации и российской государственности. Появление национальной идеи, понятной, доступной большинству людей, разделяемой ими, свидетельствовало о мощном национальном самосознании народов, составляющих нацию, т.е. о понимании и приятии принципов общественного бытия, государственного устройства, духовной жизни, а также целей и путей исторического движения нации.

Крушение коммунистической диктатуры в нашей стране определило взрыв интереса россиян к вопросу о национальной идее. О ней много пишут и еще больше говорят. Изданы самые крупные труды, посвященные осмыслению этой проблемы. Но наиболее глубоко вопрос о русской идее был разработан в произведениях классической русской философии, начиная с В.Соловьева и заканчивая А.Лосевым, т.е. в работах мыслителей, живших в переломный для судеб России исторический момент.

Русская идея не отторгает идей других народов, а призывает к сотрудничеству народы мира. Н.А.Бердяев писал в связи с этим, что русская идея есть “идея коммюнитарности и братства людей и народов” 2 . Каждая национальная идея имеет свои преимущества, основное же преимущество русской идеи - универсальность, по причине чего она принимает форму стремления ко всеобщему спасению.

Н. А. Бердяев - русский философ

Николай Александрович Бердяев был одним из самых ярких и влиятельных русских мыслителей первой половины ХХ века, который написал сотни работ, посвященных различным философским, социологическим, политическим проблемам, проблемам искусства, морали.

Он родился в 1874 году в Киеве. Экзамены за гимназию Бердяев сдал двадцати лет от роду. В молодости увлекался марксизмом, но прославился как религиозный философ, один из редакторов и авторов знаменитого сборника “Вехи” (1909).

Бердяев был, пожалуй, единственным популярным русским философом. Свои идеи он излагал эмоционально и доходчиво. Некоторые его формулировки стали афоризмами. Коллеги философы глядели на него свысока: им не нравилась его публицистичность.

Бердяева, оставшегося в России и после 1917 года, дважды арестовывали. Первый раз в 1920 году, а второй - в 1922 году. Насмотревшись на ужасы советского режима, в эмиграции Бердяев исповедовал проблемы сущего и существования. Человек, считал он, не должен приносить себя в жертву или подчинять свою волю ни одной структуре, будь то церковь, государство или семья.

Обладая удивительной прозорливостью, Бердяев писал, что “Русский народ есть народ будущего” 3 . А это было за 12 лет до Хиросимы и за 53 года до Чернобыля…

На Западе Николая Александровича считали наиболее характерным философом в русской православной традиции, философским выразителем православия. Бердяев отрицал такую трактовку, считал ее недоразумением. И действительно, одна из характернейших черт философии этого удивительного человека, его, сильнее сказать, первоначальная философская интуиция выводит его далеко за русские рамки. До определенной степени будет верным сказать, что он вообще мыслитель не очень русский. Или так это выразим: в русскую мысль он внес оглушительно новую ноту. Это его персонализм. Сам Бердяев, проецируя себя на русскую традицию, видел своим предшественником Достоевского, у него он находил то, что сам назвал антропологическим откровением, откровением о человеке.

Умер Николай Бердяев 24 марта 1948, на 75-м году жизни. Смерть застала его за работой, то есть жил он до последней секунды самой напряженной духовной жизнью.

По его словам, для него, как для философа, было слишком много событий: он сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был на три года сослан на север, имел процесс, грозившим ему вечным поселением в Сибири, был выслан из своей родины и предполагал, что закончит свою жизнь в изгнании.

Так и случилось. В городе Кламоре недалеко от Парижа, в доме, где он жил, сейчас размещается музей.

Русская идея в философии Н. А. Бердяева

Национальные особенности русской души

Человек входит в человечество через национальную индивидуальность, как национальный человек, а не отвлеченный чело­век, как русский, француз, немец или англичанин. Человек не может перескочить через целую ступень бытия, от этого он обе­днел бы и опустел бы. Национальный человек - больше, а не меньше, чем просто человек, в нем есть родовые черты человека вообще и есть черты индивидуально-национальные.

Нацию можно сравнить с неким постоянно изменяющимся течением реки, истоки которой лежат в таинствен­ной глубине жизни. Национальность есть положительное обогащение бытия, и за нее должно бороться, как за ценность. Национальное единство глубже единства классов, партий и всех других прехо­дящих исторических образований в жизни народов. Уход из нацио­нальной жизни, странничество - чисто русское явление, запечат­ленное русским национальным духом. Ни раса, ни территория, ни язык, ни религия не являются признаками, определяющими нацио­нальность, хотя все они играют ту или иную роль в ее определе­нии. Национальность - сложное историческое образование, она фор­мируется в результате кровного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судь­бу, и духовно-культурного процесса, созидающего ее неповтори­мый духовный лик. И в результате всех исторических и психологи­ческих исследований остается неразложимый и неуловимый оста­ток, в котором и заключена вся тайна национальной индивидуаль­ности. Национальность таинственна, мистична, иррациональна, как и всякое индивидуальное бытие.

В основу формирования национальных особенностей русской души, русского национального типа, по Бердяеву, легли два противоположных начала: 1) природная, языческая стихия; 2) аскетически ориентированное православие.

Природное начало связано с необъятностью, недифференцированностью России. Русская душа подавлена необъятными русскими поля­ми и необъятными русскими снегами, она утопает и растворяется в этой необъятности. Оформление свой души и оформление своего творчества затруднено было для русского человека. Госу­дарственное овладение необъятными русскими пространствами соп­ровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и об­щественных сил. Всегда было слабо у русских сознание личных прав и не развита была самодеятельность классов и групп. Русский человек, человек земли, чувствует себя беспомощным ов­ладеть этими пространствами и организовать их. Он слишком при­вык возлагать эту организацию на центральную власть. И в собственной душе чувствует он необъятность, с которой трудно ему справиться. Славянский хаос бушует в нем. Огромность русских пространств не способствовала выработке в русском человеке самодисциплины и самодеятельности - он расплывался в пространстве. Русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство от­ветственности с этим связаны. Ширь русской земли и ширь русской души давили русскую энергию, открывая возможность дви­жения в сторону экстенсивности. Эта ширь не требовала ин­тенсивной энергии и интенсивной культуры. От русской души не­объятные русские пространства требовали смирения и жертвы, но они же охраняли русского человека и давали ему чувство безо­пасности.

Русский народ по своей душевной структуре народ восточный. “Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности” 4 . Россия - христианский Восток, который в течение двух столетий подвергался сильному влиянию Запада и в своем верхнем культурном слое объединил в себе все западные идеи. Историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он катастрофическим темпом, через прерывность и изменение типа цивилизации.

Противоречивость русской души определялась сложностью русской исторической судьбы, столкновением и противоборством в ней восточного и западного элемента. Душа русского народа была сформирована православной церковью, она получила чисто религиозное предназначение. И это религиозное предназначение сохранилось и до нашего времени, до русских нигилистов и коммунистов. Но в душе русского народа остался сильный природный элемент, связанный с необъятностью русской земли, с безграничностью русской равнины. У русских природа, стихийная сила сильнее, чем у западных людей, особенно людей самой оформленной латинской культуры. Природно-языческий элемент вошел и в русское христианство. В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента - первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру.

Русский коммунизм и революция

Русский коммунизм трудно понять вследствие двойного его характера. С одной стороны он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны - явление русское и национальное. Особенно важно для западных людей понять национальные корни русского коммунизма, его определенность русской историей.

Русская революция универсальна по своим принципам, как и всякая большая революция, она совершалась под символикой интернационала, но она же и глубоко национальна и национализуется все более и более по своим результатам. Трудность суждений о коммунизме определяется именно его двойственным характером, русским и международным. Только в России могла произойти коммунистическая революция. Русский коммунизм должен представляться людям Запада коммунизмом азиатским. И вряд ли такого рода коммунистическая революция возможна в странах Западной Европы, там, конечно, все будет по иному. Самый интернационализм русской коммунистической революции - чисто русский, национальный. Н. А. Бердяев писал, что даже активное участие евреев в русском коммунизме очень характерно для России и для русского народа.

Революции в христианской истории всегда были судом над историческим христианством, над христианами, над их изменой христианским заветам, над их искажением христианства. Именно для христиан революция имеет смысл и им более всего нужно его постигнуть, она есть вызов и напоминание христианам о неосуществленной ими правде. Принятие истории есть принятие и революции, принятие ее смысла, как катастрофической прерывности в судьбах греховного мира. Отвержение всякого смысла революции неизбежно должно повести за собой и отвержение истории. Но революция ужасна и насильственна. Таково проклятие греховного мира. И на русской революции, быть может больше, чем на всякой другой, лежит отсвет Апокалипсиса. Смешны и жалки суждения о ней с точки зрения нормативной религии и морали, нормативного понимания права и хозяйства. Озлобленность деятелей революции не может не отталкивать, но судить о ней нельзя исключительно с точки зрения индивидуальной морали.

Бесспорно, в русской революции есть родовая черта всякой революции. Но есть также единичная, однажды совершившаяся, оригинальная революция, она порождена своеобразием русского исторического процесса и единственностью русской интеллигенции. Нигде больше такой революции не будет. Для народного сознания большевизм был русской народной революцией, разливом буйной, народной стихии, коммунизм же пришел от инородцев, он западный, не русский и он наложил на революционную народную стихию гнет деспотической организации.

Народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику. В этом бесспорная заслуга коммунизма перед русским государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться. Бердяев так описывал то время: “Для старой народнической интеллигенции революции была религией, отношение к революции было тоталитарным, вся умственная и культурная жизнь была подчинена освобождению народа, свержению самодержавной монархии” 5 . Церковь потеряла руководящую роль в народной жизни. Подчиненное положение церкви в отношении к монархическому государству, утеря соборного духа, низкий культурный уровень духовенства - все это имело роковое значение. Не было организующей, духовной силы. Христианство в России переживало глубокий кризис. В коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное с христианством понимание жизни каждого человека, как служения сверх личной цели, как служения не себе, а великому целому. Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы. В коммунизме есть также верная идея, что человек призван в соединении с другими людьми регулировать и организовывать социальную и космическую жизнь. Но в русском коммунизме эта идея, нашедшая себе самое радикальное выражение у христианского мыслителя Н. Федорова, приняла почти маниакальные формы и превращает человека в орудие и средство революции.

Движение к социализму - к социализму понимаемому в широком смысле - есть мировое явление. Этот мировой перелом к новому обществу, образ которого еще не ясен, совершается через переходные стадии. Такой переходной стадией является то, что называют связанным, регулированным, государственным капитализмом. Это тяжелый процесс, сопровождающийся абсолютизацией государства. В советской России этой стадии, которая еще не есть социализм, очень благоприятствуют старые традиции абсолютного государства. В том, что происходит в советской России, есть много элементарного, элементарного цивилизирования рабоче-крестьянских масс, выходящих из состояния безграмотности. Но процесс цивилизирования совершается через замену для масс символики религиозно-христианской, символикой марксистско-коммунистической. Ненормальным, болезненным является то, что приобщение масс к цивилизации происходит при совершенном разгроме старой русской интеллигенции. Революция, о которой интеллигенция всегда мечтала, оказалась для нее концом, автор подтверждает это словами: “Русская идея - эсхатологическая, обращенная к концу” 6 . Это определилось древним расколом русской истории, вековым расколом интеллигенции и народа, а также бессовестной демагогией, через которую победили русские коммунисты. Но это привело к тому, что оказался страшный недостаток интеллигентских сил. Русский коммунизм, если взглянуть на него глубже, в свете русской исторической судьбы, есть деформация русской идеи, русского искания царства правды, русской идеи, принявшей в атмосфере войны и разложения уродливые формы.

Россия - клубок противоречий

Российская империя заключает в себе очень сложный национальный состав, она объединяет множество народностей. Но она не может быть рассматриваема, как смесь народностей - она русская по своей основе и задаче в мире. В основу русской идеи легло создание русского человека, как всечеловека. И если русский империализм не будет выражением этого русского народного духа, то он начнет разлагаться и приведет к распадению России.

Главная беда России - в слабости русской воли, в недостатке общественного самовоспитания и самодисциплины. Русскому обществу недостает характера, способности определяться изнутри. Русского человека слишком легко заедает окружающее общество, и он слишком подвержен эмоциональным реакциям на все внешнее.

Наша православная идеология самодержавия такое же явление без государственного духа, отказ народа и общества создавать государственную жизнь. Русская душа хочет священной обществен­ности, богоизбранной власти. Природа русского народа созна­ется, как отрекающаяся от земных дел и земных благ. Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная и покорная в делах государственных, он всегда ждет мужа, властели­на. Россия - земля покорная, женственная. Пассивная женственность в отношении к государственной власти так харак­терна для русского народа и для русской истории. Это вполне подтверждается и русской революцией, в которой народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости. Русский народ всегда любил жить в тепле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери. Личность была придавлена огромными разме­рами государства, предъявлявшего непосильные требования и терпела страдания. “Страдание не только глубоко присущие человеку, но оно и есть единственная причина возникновения сознания. Страдание искупает зло” 7 , - писал Николай Александрович, анализируя творчество своего, как он считал, предшественника Ф.М. Достоевского.

Эта тайна связана с особенным соотношением женственного и мужественного начала в русском народном характере. Та же антиномичность проходит через все русское бытие. Россия - самая не шовинистическая страна в мире. Русские почти стыдятся того, что они русские, им чужда национальная гордость, а порой и национальное достоинство. Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм, наклонности насильст­венной русификации. Русский не выдвигается, не выставляется, не презирает других. В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность.

Таков один тезис о России, который с правом можно было высказать. Но есть и антитезис, который не менее обоснован. Россия - самая националистическая страна в мире, страна невидан­ных эксцессов национализма, угнетения подвластных националь­ностей русификацией, страна, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой, страна, почитающая себя единственной призванной и отвергающая всю Европу, как гниль и исчадие дьявола, обречен­ное на гибель. Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение. Самый смиренный и есть самый великий, самый могущественный, единственный призванный. Русское и есть праведное, доброе, истинное, божественное. Церковный национализм - характерное русское явление. Им насквозь пропитано наше старообрядчество. Но тот же национализм царит и в господствующей церкви. Тот же национализм проникает и в сла­вянофильскую идеологию, которая всегда подменяла вселенское русским.

Как понять эту загадочную противоречивость России, эту одинаковую верность взаимоисключающих о ней тезисов? И здесь, как и везде, в вопросе о свободе и рабстве души России, о ее странности и ее неподвижности, мы сталкиваемся с тайной соотношения мужественного и женственного. Корень этих глубоких противоречий - в несоединенности мужественного и женственного в русском духе и русском характере. Безграничная свобода обора­чивается безграничным рабством, вечное странничество - вечным застоем, потому что мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией в России изнутри. Отсюда веч­ная зависимость от иногороднего. Это значит, что Россия всегда чувствует мужественное начало себе пассивным, бездействующим, а не активным, привходящим извне.

Славянофилы хотели оста­вить русскому народу свободу религиозной совести, свободу ду­мы, свободу духа, а всю остальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей русским народом. Тут мы с новой сто­роны подходим к основным противоречиям России. Это все та же разобщенность мужественного и женственного начала в недрах русской стихии и русского духа. Русский дух, устремленный к абсолютному во всем, не овладевает мужественной сферой относи­тельного и серединного, он отдается во власть внешних сил.

Недостаток мужественного характера и того закала лич­ности, который на Западе вырабатывался рыцарством, - самый опасный недостаток русских, и русского народа и русской интел­лигенции. Сама любовь русского человека к родной земле прини­мала форму, препятствующую развитию мужественного личного ду­ха. Во имя этой любви, во имя припадания к лону матери отвер­галось в России рыцарское начало. Русский дух был окутан плот­ным покровом национальной матери, он тонул в теплой и влажной плоти. Русская душевность, столь хорошо всем известная, связа­на с этой теплотой, в ней много еще плоти и не­достатка духа. Но плоть и кровь не наследуют вечности, и веч­ной может быть только Россия духа. Россия духа может быть раскрыта путем мужественной жертвы жизнью. Возрождение России к новой жизни может быть связано лишь с мужественными, активными и творящими путями духа, с раскрытием Христа внутри человека и народа, а не с натуралистической родовой стихией, вечно влекущей и пора­бощающей. Это - победа огня духа над влагой и теплом душевной плоти.

Русская нелюбовь к идеям и равнодушие к идеям нередко пе­реходят в равнодушие к истине. Русский человек не очень ищет истины, он ищет правды, которую мыслит то религиозно, то мо­рально, то социально, ищет спасения. Русский народ, быть мо­жет, самый духовный народ в мире. Но духовность его плавает в какой-то стихийной душевности, даже в телесности. А это значит, что дух не овла­дел душевным. На этой почве рождается недоверие, равнодушие и враждебное отношение к мысли, к идеям. На этой же почве рожда­ется и давно известная слабость русской воли, русского харак­тера.

Николай Александрович писал: “Мне пришлось жить в эпоху катастрофическую и для моей родины, и для всего мира. На моих глазах рушились целые миры и возникали новые. Я мог наблюдать необычайную превратность человеческих судеб”. В последние годы жизни Россия представлялась ему освободительницей мира от гитлеровского фашизма. Сходство двух тоталитарных режимов забывалось. Жила вера, ни на чем не основанная, в близость больших перемен во внутренней политике большевистской партии. Тогда-то Бердяев написал книгу, одну из последних своих книг, - “Русская идея”, где выразил неожиданную для него славянофильскую веру в особое религиозно-историческое призвание России. “Русский народ принадлежит к религиозному типу”... “Этические идеи русского человека очень отличны от этических идей западных народов, и это более христианские идеи”. И русская идея более “общинна”, чем западная. Вот почему для “нового Иерусалима” “путь уготовляется в России”. Социальная революция в России есть этап на этом пути.

Многие друзья и ученики Бердяева были глубоко и тяжело поражены этим последним уклоном учителя. Особенно странно было, что Бердяев, который всю жизнь шел против течений, господствующих вокруг него, оказался вторящим толпе и властителям текущего дня. Впрочем, чем дальше развертывались события, тем более разочаровывался Бердяев в своих ожиданиях от Советского Союза. Уже он поднимал голос в защиту свободы слова, попираемой в России. Друзья передают, что под конец от его первоначального энтузиазма ничего не осталось...

Заключение

Русская идея никогда не оставалась статичной. Она постоянно уточнялась духовными воителями нации, развивалась ими, впитывая чаяния и упования простых людей.

Коренной пересмотр национальной идеи, ее кардинальное переосмысление, вообще говоря, невозможны в рамках данной нации. Замена национальной идеи невозможна потому, что для этого должен измениться состав нации, ее история. Смена общественно-политического строя не меняет глубинного смысла и содержания национальной идеи, ибо, как показывает история, подобного рода историческая трансформация в подавляющем большинстве стран происходит эволюционным путем, постепенно, в течение длительного исторического периода, на протяжении которого в нее вносятся необходимые поправки и дополнения. Изменение же общественно-политического порядка революционным или насильственным путем ведет, по необходимости, и к насилию над национальной идеей, ее грубейшему искажению и попранию.

Причем, прежде чем произойдет идейно-духовная контаминация, определенные политические силы стремятся осуществить насилие над многими представителями нации, т.е. пытаются в исторически короткий срок “переосоздать” человека, сформировать “новую личность”, коей и навязать “новую”, искусственно сфабрикованную идеологию. С помощью последней и насилуют вековую идею нации. Как показала новейшая история России, подобного рода рискованные упражнения с народом и его идеей добром не кончаются: они отбрасывают нацию и его духовную жизнь далеко назад. И тогда вновь возникает вопрос о сущности национальной идеи и способах ее воплощения.

В философском наследии Н. А. Бердяева были поставлены самые животрепещущие вопросы российской мысли и жизни. Именно поэтому творчество этого видного русского мыслителя, чьи сочинения замалчивались на его родине более семидесяти лет, вызывают такой живой и растущий интерес.

Русская идея . Основные проблемы русской мысли 19 века... гуманитарный университет, 2002. Истоки и смысл русского коммунизма/ Бердяев Н. А. - М.: Наука, 1990. Задание 2. Материальная...

Русская философия 19-20 вв

Реферат >> Философия

Всемирной истории". Для Соловьева русская идея имела смысл лишь в связи... христианских стран. Соловьев указывает: "Русская идея , исторический долг России требует от... божественной Троицы - вот в чем русская идея" . 3. Н. Бердяев о человеке и его свободе Видным...

Русская философия 19 века

Реферат >> Философия

Такого феномена национального самосознания, как “ русская идея ”. О “русской идее”, как об идее, в которой... народничества выступили В. И. Ленин и «легальные марксисты» (Н.А. Бердяев , П.Б. Струве, С.Л. Франк). Настаивая на единстве...

Николай Александрович Бердяев (1874 — 1948) — наиболее крупный представитель русской идеалистической философии ХХ в.

Сам Бердяев определял свою философию как “философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую...”. Противоположность между духом и природой, по Бердяеву, является главной. Дух — это субъект, творчество, природа — неподвижность и пассивная длительность, объект. Главным элементом в этом противопоставлении выступает субъект, вплоть до того, что, по мнению Бердяева, объективный мир не существует сам по себе, но зависит от воли субъекта, является результатом экстериоризации его личного состояния: “Я не верю в прочность так называемого “объективного” мира, мира природы и истории... существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа”. Это не означает того, что Бердяев был солипсистом, утверждал, что окружающий мир — это лишь комплекс элементов, созданных воображением субъекта. Природа, в которой царствует необходимость и подавляется свобода, где личное, особенное поглощено всеобщим, была порождена злом, грехом. Некоторые исследователи считают, что Бердяев — “один из родоначальников философии экзистенциализма. По его мнению, бытие не является первичным, оно — лишь характеристика “существования” — процесса творческой индивидуальной жизни духа.

Одна из важнейших в философии Бердяева — категория свободы . Свобода, по его мнению, не была сотворена Богом. Вслед за немецким философом-мистиком XVII в. Якобом Бёме, Бердяев считает, что ее источник — первичный хаос, ничто. Поэтому Бог не имеет власти над свободой, властвуя лишь над сотворенным миром, бытием. Бердяев принимает принцип теодицеи, утверждает, что вследствие этого Бог не ответственен за зло в мире, он не может предвидеть действия людей, обладающих свободной волей и лишь способствует тому, чтобы воля становилась добром.

Бердяев выделяет два вида свободы: первичная иррациональная свобода, свобода потенциальная, которая обусловливает гордыню духа и вследствие этого его отпадение от Бога, что в результате приводит к рабству личности в мире природы, объективной реальности, в обществе, где человек для того, чтобы успешно сосуществовать с другими его членами, должен следовать моральным нормам, сконструированным обществом, тем самым реальной свободы нет; и “вторая свобода, свобода разумная, свобода в истине и добре... свобода в боге и от Бога полученная”. Дух побеждает природу, вновь обретая единство с Богом, восстанавливается духовная целостность личности.

Понятие личности также является важным для Бердяева, он разделяет понятия “личность” и “человек”, “индивид” . Человек — божье творение, образ и подобие Бога, точка пересечения двух миров — духовного и природного. Личность — это категория “религиозно-духовная”, спиритуалистическая, это творческая способность человека, реализация которой означает движение к Богу. Личность сохраняет общение “с духовным миром” и может проникнуть в “мир свободы” в непосредственном духовном опыте, по природе своей являющемся интуицией.

Человек, согласно Бердяеву , по своей природе существо общественное, история — это способ его жизни, поэтому Бердяев уделяет большое внимание философии истории. В своем развитии человечество прошло несколько этапов понимания истории. Раннее понимание истории было характерно для греческой философии, осознававшей себя в неразрывной связи с обществом и природой и рассматривавшей движение истории как круговорот. Затем, с возникновением принципа историзма в западноевропейской философии Возрождения и особенно Просвещения появляется новое толкование истории как поступательного развития. Ее наивысшее выражение — “экономический материализм” Маркса. На самом же деле, по мнению Бердяева, существует особое духовное бытие истории, и чтобы его понять, необходимо “постигнуть это историческое, как... до глубины мою историю, как до глубины мою судьбу. Я должен поставить себя в историческую судьбу и историческую судьбу в свою собственную человеческую глубину”.

Историю определяют три силы: Бог, судьба и человеческая свобода . Смысл исторического процесса состоит в борьбе добра против иррациональной свободы: в период господства последней реальность начинает возвращаться к первоначальному хаосу, наступает процесс распада, падение веры, утрата людьми объединяющего духовного центра жизни и наступает эпоха революций. Творческие периоды истории приходят на смену после революций, несущих разрушение.

Широко известную книгу “Смысл истории” Бердяев написал в 1936 г. В ней он подчеркивает, что хотя творческий период истории вновь начинается после эпохи потрясений, его лозунгом становится освобождение творческих сил человека, т. е. акцент ставится не на божественное, а на чисто человеческое творчество. Однако человек, отвергая высокий принцип божественного, подвергается опасности нового рабства, на этот раз в лице “экономического социализма”, утверждающего принудительное служение личности обществу во имя удовлетворения материальных потребностей. Единственная разновидность социализма, которую может принять Бердяев, — это “персоналистический социализм”, признающий высшие ценности человеческой личности и ее право на достижение полноты жизни.

Свои размышления о судьбе России и ее месте в историческом процессе Бердяев изложил в книге “Истоки и смысл русского коммунизма”, опубликованной в 1937 г. Россия по своему географическому и духовному положению находится между Востоком и Западом, и русскому менталитету свойственно совмещение противоположных начал: деспотии и анархии, национализма и универсального духа, склонной к “всечеловечности”, сострадательность и склонность причинять страдания. Но самой характерной его чертой является идея мессианства, поиска истинного божьего царства, обусловленные принадлежностью к православию. Бердяев выделяет пять периодов в истории России, или “пять Россий”: “Россию киевскую, Россию татарского периода, Россию московскую, Россию петровскую, императорскую и, наконец, новую советскую Россию, где победил специфический, русский коммунизм, обусловленный особенностями .

Среди философов русского зарубежья творчество Бердяева было самым значимым, он внес самый весомый вклад в развитие онтологии и гносеологии, философской антропологии и этики.

Теория национальной исключительности (русского мессианства) Н.А. Бердяева

С определенной долей условности к числу теорий, представленных в рамках данного подхода, можно отнести взгляды известного российского философа Н.А. Бердяева (1874-1948), который разработал особую концепцию, характеризующую специфику геополитического развития Российской империи.

С одной стороны, Бердяев пытался объяснить загадочную власть пространства над русской душой, удивляясь способности русского человека осваивать огромные просторы. Он был убежден: власть пространства, власть шири над русской душой порождают целый ряд особых русских качеств и русских недостатков. И главная проблема в том, что гений формы - не русский гений, русский человек с трудом справляется с властью пространства, русская душа «ушиблена ширью», она не видит границ, и эта безграничность не освобождает, а порабощает ее 1 .

И.А. Бердяев

Русский человек, человек земли, чувствует себя беспомощным овладеть этими пространствами и организовать их: он слишком привык возлагать эту организацию на центральную власть, как бы трансцендентную для него. Бердяев замечал: «Широк русский человек, широк, как русская земля, как русские поля. Славянский хаос бушует в нем». Огромность русских пространств не способствовала окончательной выработке в нем самодисциплины и самодеятельности, русская душа расплылась в пространствах. И это стало не внешней, а внутренней судьбой русского народа, ибо все внешнее есть лишь символ внутреннего. С глубокой внутренней точки зрения сами русские пространства можно рассматривать как «географию русской души» .

По мнению Бердяева, бесформенность русского пространства исполнена особой религиозности, поэтому удержать это пространство может только вера, только дух. Борьбу за пространство русский человек понимал как борьбу за ценности, за творческую силу, а не за элементарные материальные интересы и богатства земли. В русском сознании представления о борьбе за пространство по большому счету всегда связаны с идеей о духовном преобладании славянской расы; в пространстве сталкиваются судьбы народов, происходят поединки, обращенные к вечному Суду - Суду истории. И потому русским необходимо духовное воодушевление на почве осознания великих исторических задач, борьба за повышение ценности нашего бытия в мире, за наш дух. Бердяев замечал:

Я могу признать правоту своего народа в мировой войне, но это не есть правота исключительно нравственных преимуществ, это - правота творимых исторических ценностей и красота избирающего Эроса. Мы верим, что последняя и окончательная победа в бытии должна принадлежать духовной силе, а не материальному насилию. И духовная сила может проходить в мире через великое Испытание и унижение, через Голгофу. Сила же, торжествующая в мире, может оказаться призрачной. И как бы ни слагалась внешняя судьба, наше дело - выковать волю к высшему бытию 1 .

С другой стороны, в работе «Русская идея» Бердяев подчеркивает, что «русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Восток-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное» .

Связывая восточное начало с Византией, он дает его оценку, отмечая, что византийское влияние «внутренне подавило русскую мысль и делало ее традиционно-консервативной». Автор считает, что лучше и значительнее был «дуалистический, раскольничий петербургский период, в котором наиболее раскрылся творческий гений русского народа». «Необычайный, взрывчатый динамизм русского народа обнаружился в его культурном слое лишь от соприкосновения с Западом и после реформы Петра», при этом «реформа Петра Великого была и совершенно неизбежна, подготовлена предшествующими процессами и, вместе с тем, насильственна, была революцией сверху». Бердяев заключает, что «без насильственной реформы Петра, столь во многом мучительной для народа, Россия не могла бы выполнить своей миссии в мировой истории и не могла бы сказать свое слово» .

По определению философа, изначальная миссия России состояла в том, чтобы «быть носительницей и хранительницей истинного христианства, православия. Это призвание религиозное. “Русские” определяются “православием”. Россия единственное православное царство и в этом смысле царство вселенское, подобно первому и второму Риму». В то же время русское религиозное призвание, призвание исключительное, связывается с силой и величием Русского государства, с исключительным значением русского царя. «Империалистический соблазн входит в мессианское сознание» .

Как считает Бердяев, Московское царство не осуществило мессианской идеи Москвы - Третьего Рима. Эта функция перешла к империи. Но «дело Петра создало пропасть между полицейским абсолютизмом и священным царством» - произошел разрыв между высшими руководящими слоями русского общества и народными массами. Поэтому весь петровский период русской истории был борьбой Запада и Востока в русской душе.

В своей работе «Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности» (1918) Бердяев замечает, что «русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю. С Ивана Калиты последовательно и упорно собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих воображение всех народов мира» 1 . Однако государственное овладение необъятными русскими пространствами сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил.

Россия сложилась как «величайшая в мире сухопутная империя, целый огромный мир, объемлющий бесконечное многообразие, великий Восток - Запад, превышающий ограниченное понятие индивидуальности». На взгляд мыслителя,

поскольку перед Россией стоят мировые империалистические задачи, они превышают задачи чисто национальные, поэтому великая империя должна быть великой объединительницей, ее универсализм должен одаряюще обнимать каждую индивидуальность. Всякая великая империя, исторически жизнепригодная, должна иметь прибывающее национальное ядро, из которого и вокруг которого совершается ее всемирно-историческая работа .

Ядро русского империализма составляет «великорусское племя», однако «Российская империя заключает в себе очень сложный национальный состав, она объединяет множество народностей». В то же время «она не может быть рассматриваема, как механическая смесь народностей, - она русская по своей основе и задаче в мире». Автор подчеркивает: «Россия есть некий организм в мире, имеющий свое специфическое призвание, свой единственный лик» .

Русский империализм, которому так много естественно дано, не походит на империализм английский или германский, он совсем особенный, более противоречивый по своей природе. Русский империализм имеет национальную основу, но по заданиям своим он превышает все чисто национальные задания, перед ним стоят задачи широких объединений, быть может невиданных еще объединений Запада и Востока, Европы и Азии». Исходя из этого, «русская политика может быть лишь империалистической, а не националистической, и империализм наш, по положению нашему в мире, должен быть шедро-дарящим, а не хищнически-отнимающим. Национальное ядро великой империи, объемлющей множество народностей, должно уметь внушать к себе любовь, должно притягивать к себе, должно обладать даром обаяния, должно вести своим народностям свет и свободу». Русский империализм итак пространственно насыщен, поэтому у него не может быть хищнических вожделений. Внешними задачами русского империализма, с точки зрения Бердяева, выступают лишь обладание проливами (включая овладение Константинополем, причем русский Константинополь должен быть одним из центров единения Востока и Запада), выход к морям и освобождение угнетенных народностей, так как миссия России - защита и освобождение маленьких народов. Россия не стремится к колониям, потому что в ней самой есть огромные азиатские колонии, с которыми предстоит еще много дела .

Н.А. Бердяев подчеркивает двойственный, евразийский характер Российской империи. В допетровский период он подтверждается тем, что Россия вообще не покидает балтийско-черноморских пределов, борясь с агрессорами, отстаивая суверенитет на собственной территории. Геостратегическим венцом европейской петровской кампании стал Ништадский мир, превративший заштатную, окраинную, едва известную Московию в мощнейшую континентальную империю. Послепетровская стадия империи удовлетворяет императивам петровской политики, установленным навеки: (а) эксцентричный центр империи притязает на континентальную приморскую периферию, которую надлежит покорить; (б) примыкающее к России европейское преддверие (разделяющие мировые панидеи лимитрофы) - зона исключительных, высших национальных интересов; (в) слава, благоденствие России прирастают Евразией (юго-восточное расширение через государственную и поощряемую короной вольно-народную колонизацию). Россия никогда не выходила из Евразии, никогда не пыталась играть или даже обозначать некую дирижерскую роль в отношении Европы. Объект домогательства России - не дефицитный европейский мир, а его окраина - прибрежные, лимитрофные зоны. Маргинальное преддверие континента в лице лимитрофов прикрывает не только Европу от Евразии, но и Евразию от Европы. Это его стратегическое значение всецело определяет повышенное - до болезненного - внимание России к данному рубежу, полностью объясняя ее активность, скажем, в разделах и переделах Польши. Аутентичное же направление державного хода России - юго-восточное расширение со столь замечательными, непреходящими вехами, как доблестные казанские, астраханские, азовские, крымские, кавказские, сибирские, центральноазиатские, дальневосточные экспедиции и походы, обусловившие геополитическое складывание России по евразийскому контуру.

Совокупность разнородных концепций русских мыслителей: В. Соловьев, Е. Трубецкой, Вяч. Иванов, С. Франк, Г. Федотов, И. Ильин, Н. Бердяев и др.

Термин введен В.Соловьевым (1888). Однозначного, «научного» определения теории «Русской идеи» не существует.

Данное понятие используется для:

Понимания русского самосознания, культуры;

Национальной и мировой судьбы России, ее наследия и будущности;

Путей соединения народов и преобразования человечества.

«Русская идея» В.С. Соловьева (1853-1900) Эволюция взглядов:

1. Первоначально - надежды на русский народ как носителя будущего религиозно-общественного возрождения (идея близкая к славянофильству).

2. Затем - учение о вселенской теократии (с 1883).

3. В 1888 – доклад «Русская идея» в Париже – о смысле существования России во всемирной истории.

Сущность теории «Русской идеи» (по В. Соловьеву):

Органическое единство государства, церкви и общества. В результате – христианское преображение жизни, ее построение на началах истины, добра и красоты;

Отрицание односторонней этнической, прорусской ориентации (в отличие от панславизма славянофилов). Призыв к восточно-западному единству народов при ведущей роли России в рамках учения о вселенской теократии .

Россия должна подчинить власть государства авторитету «вселенской церкви» , отведя подобающее место «общественной свободе».

«Русская идея» Н. А. Бердяева (1874-1948) Работа «Русская идея» (1946)

Завершение теории «Русской идеи». Не согласен с трактовкой «Русской идеи» В.Соловьевым.

«Русская идея» (по Н. Бердяеву):

У России собственные национальные и духовные интересы. Специфика русского пути цивилизации;

Западная культура завершила гуманистическую стадию своего развития. Россия не может перенять западный гуманизм с его серединностью (постепенностью) , т.к. русские – радикалисты по своей природе. Отсюда - и победа большевизма в 1917;

Большевизм (в свою очередь) можно победить не материально, а только духовно , медленным процессом религиозного покаяния и возрождения . Для этого необходимо – движение к новой общественности;

Русская интеллектуальная история есть целостное явление (Петр I, декабристы, Ленин, Федоров).

Выводы: Теория «Русской идеи» сыграла важную роль в развитии русской философии, самосознания, послужила обоснованием культурного подъема в России начала XX века.

52. Проблема смысла жизни в русской философии

Вопрос о смысле и цели жизни – один из основных в философской антропологии.

Представители материализма обращаются к рассмотрению объективной действительности и реальной жизнедеятельности людей. Представители идеалистических направлений устремляют свой взгляд к Богу, к разуму, духу, идеям и т. д.

Н.А. Бердяев утверждал, что философия есть поиск смысла жизни, а религия - его реализация .

Русская философия о смысле жизни

Представители русской философии конца XIX - начала XX веков указывают на бессмысленность поиска жизненных целей в рамках только биологической или только психофизиологической жизни человека. Что можно этому противопоставить?

Толстой Лев Николаевич (1828-1910), писатель, религиозный мыслитель.

Смысл жизни и ее цель заключается в самосовершенствовании личности.

Только религиозная вера раскрывает перед человеком смысл его жизни, направляет его на путь совершенствования себя и общества .

«Цель жизни только одна: стремиться к тому совершенству , которое указал нам Христос, сказав: «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный». Эта единственная доступная человеку цель жизни достигается не аскетизмом, а выработкою в себе любовного общения со всеми людьми .

Практическое средство для осуществления этой цели Толстой видит в принципе «непротивление злу насилием ». Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло. Осуждая одинаково за насилие и правительство, и революционеров, Толстой даёт следующие рекомендации практической этики :

Перестать самому делать прямое насилие, а так же и готовиться к нему;

Не принимать участия, в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми;

Не одобрять никакого насилия.

Трубецкой Евгений Николаевич (1863-1920), философ, государственный деятель.

Бессмысленно искать смысл жизни только в рамках биологического существования. Первое, в чем проявляется присущее человеку искание смысла - цели жизни, есть «жестокое страдание от окружающей нас бессмыслицы». Тот смысл, который мы ищем, в повседневном опыте нам не дан и нам не явлен; весь этот будничный опыт свидетельствует о противоположном - о бессмысленности.

Работа «Смысл жизни» (1918):

Вопрос о всесильном и всепобеждающем смысле есть вопрос о Боге . - Бог, как жизненная полнота, и есть основное предположение всякой жизни. Это и есть то, ради чего стоит жить и без чего жизнь не имела бы цены.

Верить в эту очевидность - именно и значит верить в победу жизни над величайшей мукой, верить в упразднение смерти. Цель всякого жизненного стремления есть полнота жизни вечной, неумирающей.

Роковое отделение мира от Бога , - вот в чем основная неправда его существования: эта неправда выражается в присущем каждой твари эгоизме , в стремлении поставить свою жизнь и свою волю как высшее и безусловное. Иначе говоря, основное проявление неправды в мире есть его практическое безбожие ; но в этом же заключается и первоисточник смерти : тварь, оторванная от первоисточника жизни, тем самым обречена на дурную бесконечность взаимного истребления и смерти.

Первое, в чем должно обнаружиться воссоединение твари с Богом и, соответственно с этим, - осуществление безусловного смысла и правды в мире, это - полное внутреннее преодоление тварного эгоизма, отказ твари от собственной воли и полная, беззаветная ее отдача себя Богу. Это - решимость не иметь собственной жизни , а жить исключительно жизнью божественною , стать сосудом Божества .

Ведь если Бог есть жизнь, то смерть, царящая в этом мире, возможна лишь как последствие отчуждения мира от Бога. Умирает все то, что оторвано от Бога, все то, что ищет отдельной от Него жизни. Тварь, вернувшаяся к источнику жизни, тем самым оживает.

Франк Семён Людвигович (1877-1950, Лондон),

религиозный философ, сын врача. Приват-доцент Петербургского университета.

Работа С. Франка «Смысл жизни » (1926):

Для того чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия : существование Бога и наша собственная причастность ему , достижимая для нас в жизни в Боге или божественной жизни .

Искание Бога есть уже действие Бога в человеческой душе . Не только Бог есть вообще, - иначе мы не могли бы Его помыслить и искать. Он в нас действует , и именно Его действие обнаруживается в нашем беспокойстве, нашей неудовлетворённости, нашем искании.

Добро, вечность, полнота блаженной удовлетворённости, как и свет истины - всё то, что нам нужно для того, чтобы наша жизнь обрела смысл.

Человек, если твёрдо усвоит и верно усвоит Слово Божие , то жизнь будет иметь смысл, и этот смысл легко и просто осуществится для каждого из нас, - ибо Бог с нами, в нас.

Смысл жизни в её утверждённости в вечном. Чтобы существенно изменить нашу жизнь и исправить её, мы должны усовершенствовать её сразу как целое. Единственное дело, осмысливающее жизнь есть не что иное, как действенное соучастие в Богочеловеческой жизни . И мы понимаем слова Спасителя, на вопрос: «Что нам делать?», отвечавшего: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал». (Ев. Иоанн, 6, 29).

Жизнь осмысливается только отречением от её эмпирического содержания ; Жизнь как наслаждение, власть, богатство, как упоённость миром и самим собой есть бессмыслица ; жизнь как служение есть Богочеловеческое дело и, следовательно, всецело осмысленно. Но нужно помнить, что человек праведно свободен от мирского труда и мирской борьбы только в том случае, если он в своей духовной жизни осуществляет ещё более тяжкий труд , ведёт ещё более опасную и трудную борьбу.

Духовное наследие известного русского мыслителя Н. А. Бердяева поистине огромно. Идеи, сосредоточенные в его многочисленных произведениях, будут всегда приковывать внимание всякого человека, размышляющего о судьбе России, Русской идее, Русском пути, духовном призвании русского народа.

Бердяев весьма основательно занимался исследованием свойств русской души и сознания русского народа. Основополагающей методологической идеей, из которой он исходил в обсуждении этих проблем, является констатация факта метафизической определенности русской души и русского характера. Народ, согласно такому представлению, есть не просто общность людей, обусловленная общностью материальных условий жизни (географических и экономических, общностью языка или психологического склада). Основа единства нации совсем не заключается в единстве способов хозяйствования и т. д. Народ - это некая общность исторической судьбы, т. е. сущность абсолютно метафизическая. Бердяев усматривает наличие в структуре русской души «устремленности к трансцендентному». «Искание царства, истинного царства, характерно для русского народа на протяжении всей его истории», - пишет философ. Метафизика выражает беспредельную жажду «другого», неземного. Поэтому и специфические признаки хозяйственных и иных материальных форм жизни, которые еще выдаются порою в совокупности за всеобъемлющее определение, являются не чем иным, как всего лишь эмпирическим выражением единой судьбы народа. Продолжая эту мысль, можно заключить, что сущность народа не сводится к его наличному бытию, а самосознание народа не есть осознание им некоторых характерных черт своего бытия. Оно является воспроизведением целостности, производной от типа культуры. Самосознание народа имеет не феноменальное, а скорее ноуменальное исчисление (в аспекте кантовского разделения феноменов и ноуменов). Аналогично рассуждает Бердяев: «Историческое есть некоторое откровение о ноуменальной действительности». Ярким примером тому служила для Бердяева история еврейского народа, который в рассеянии сквозь века сохранял устойчивость своего религиозного, этнического и культурного склада. «Историческая судьба этого народа, - отмечает философ, - не может быть объяснена позитивно-исторически, потому что в ней наиболее ясно проявляется «метафизическое».

Говоря о самосознании русского народа, Бердяев подчеркивает, что оно во всей своей полноте выражается в Русской идее. Впрочем, такая постановка вопроса вообще характерна для русской философской традиции. Этот запредельный идеал есть подлинный идеал, и поэтому бесконечно далек от действительности. Русская идея является метафизическим стержнем, направляющим народ-богоносец к исполнению его всечеловеческой миссии.

В русской философии стараниями Вл. Соловьева, Е. Н. и С. П. Трубецких, Н. А. Бердяева и др. утвердилось определение Русской идеи как своего рода Замысла Божьего о народе русском, а также ответного помысла народа о самом себе и своем историческом бытии и призвании. Русскими философами отмечаются некие мистические основы исторической судьбы русского народа. Признание Русской идеи за исторический ориентир означает, во-первых, веру в непреложность и незыблемость заповедей Христовых, принятие «Благодати» за мерило отношений между людьми, народами и государствами в противовес «Закону» (Моисеев закон); во-вторых, веру в богоносность миссии русского народа, осуществляемую в интересах всего человечества; в-третьих, соборность в движении к земному воплощению Русской идеи, т. е. реализации Русской идеи находится в рамках православно-христианской перспективы, а русское соборное единство - это прежде всего православное единство.

XIX век, как справедливо полагают многие русские мыслители, наиболее содержательно характеризовал Русскую идею и русское призвание. Бердяев писал, что XIX век является веком «внутреннего освобождения и напряженных духовных и социальных исканий». Николаевская эпоха обозначила новый рубеж в становлении русской истории - укрепление самодержавной власти, дальнейшее развитие принципов духовной жизни, заложенных Московской Русью. Время Николая I - эпоха крайнего утверждения русской самодержавной власти в ту самую пору, когда во всех западноевропейских государствах под натиском революционных преобразований монархический абсолютизм переживал свой последний кризис. На Западе значительно ранее ослаб «великий фетиш» (В. Розанов). Ослабление монархического начала выражалось, как писал В. Розанов, в том, что «гимназист, студент, учитель, учительница, профессор, ученый, писатель, а под конец даже и крестьянин при словах: «государь», «монарх», «царская особа» - просто ничего особенного не чувствуют».

В России XIX век - расцвет самодержавия в самых крайних проявлениях его фактического властвования и принципиальной идеологии. Идея самодержавия рефлексирующим национальным сознанием определяется как один из основополагающих принципов русской жизни, но в то же время самодержавие как форма государственного устройства агонизирует. Постепенно разрушается символ самодержавного единства, личность царя лишается ореола святости. Этот процесс со всей присущей ему основательностью был заложен Петром I, который в ходе «озапад-ничивания» России безжалостно уничтожал московскую единодержавную традицию. С Петра начался подлинный плюрализм верований, часто враждебно и разрушающе сосуществовавший с православной церковью и с самой царской властью. Происходило культивирование приходящих с европейского Запада республиканских идей и настроений, всех этих, по выражению В. Розанова, «бродячих фантазий», которые изнутри подтачивали монархический строй Российской империи. Убийства Павла и Александра II, и, как апофеоз, - революция 1917, злодейский расстрел царской семьи - логическое продолжение этих тенденций. Однако у Бердяева мы встречаем иное мнение относительно появления и распространения антимонархических идей на русской почве. «Как это парадоксально ни звучит, - писал по этому поводу Бердяев, - но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, - первым явлением было московское царство, вторым явлением - петровская империя». Таким образом, согласно Бердяеву, Русская идея своим содержанием не только не отрицает, а напротив, предполагает оправдание извращенных антигуманных форм своей реализации.

Вместе с тем, прошлый век русской истории являет классический образец реализации Русской идеи в конкретной форме государственности и общественной жизни. «Православие, самодержавие, народность» - вот те элементы знаменитой формы, предложенной С. С. Уваровым, тогдашним министром просвещения, которые должны быть «истинно русскими охранительными началами», «последним якорем спасения и вернейшим залогом силы и величия нашего отечества». Предвидя возражения, мы, конечно, отдаем себе отчет в том, что такая трактовка принципов русской жизни и русского сознания несколько отличается от позднейших интерпретаций данной триединой формулы, зачастую кочующих по страницам советских учебников отечественной истории и препятствующих попыткам непредвзятого подхода к анализу содержания русской жизни, Русской идеи и русского сознания.

Итак, согласно концепции С. С. Уварова, в основе самобытной русской жизни лежат три принципа: самодержавие, православие и народность. Самосознание русского человека с необходимостью зиждется на глубоком приятии сокровенного смысла этих принципов. Первым и, безусловно, преобладающим элементом русской жизни является самодержавие, которое субординирует все остальные. «Монастырь, дворец и село - вот наши общественные устои, которые не поколеблются, пока существует Россия» - так отражает эту интенцию Вл. Соловьев. Для Соловьева выдвижение на первый план церковного начала означает то, что самодержавие выступает у него в роли церкви, имеющей своим центром самодержавного Царя - Помазанника Божьего. Царь в таком понимании является не только символом мощи России, которая необходима для спасения мира и его грядущего теократического возрождения. Создатель системы «положительного всеединства» считал, что построение всеобщей «кафолической» церкви предполагает существование общего, интернационального священства, централизованного и объединенного в лице общего «Отца всех народов, верховного первосвященника». Для того, чтобы создать из индивидов и народов семью, реальное общество, необходимо осуществить здесь, на земле, отческий принцип религии в церковной монархии, которая действительно могла бы объединить вокруг себя все национальные и индивидуальные элементы и служить им постоянно живым образом и свободным орудием небесного отчества.

В русле универсалистской концепции Вл. Соловьева следуют и историософские размышления Бердяева, который пытался занимать срединное положение между последовательным охранительством славянофилов крайнего крыла (К. Леонтьев, К. П. Победоносцев, Л. А. Тихомиров) и западничеством. Бердяев полагает (и это совпадает с основной идеей славянофилов), что развитие России самобытно, оригинально. Вместе с тем он не принимает точку зрения славянофилов, отказывая русской истории в некоей целостности, единстве. Одной из ведущих тем в размышлении Бердяева об историческом пути России является суждение о разнородности, противоречивости явлений в русской истории, что зачастую объясняется противоречивостью основной константы («русской души»), обусловливающей природу социальных движений. Излагая свою позицию, не принимающую ни западничества, ни славянофильства, Бердяев пишет: «Только Россия может соединить восточное созерцание божества и охранение божественной святыни православия с западной человеческой активностью и исторической динамикой культуры».

В русском самосознании монархия интерпретируется как сакральная, бытующая на уровне религиозной веры в божественное призвание Царя. Знаменитое призвание «володети и княжити над собою» на русское царствование варяжских князей воспринималось как момент сверхъестественного, небесного происхождения царской власти. Призвание Рюриковичей свершилось как Великая Общенародная Мистерия, произошло религиозное освящение традиций династийной власти. Итак, центром духовного континента России стала особа Царя - Отца и Священного Монарха. Именно поэтому монархический принцип в России нельзя отождествлять с принципом, воплощенным в монархиях Западной Европы (Англии, Франции, Испании и т. д.). В Западной Европе монархия с самого начала возникла как утилитарная и сословная, как десакрализированная государственная власть, возглавляемая королем, - выдвиженцем особого дворянского правящего слоя в обществе.

В одном из своих этюдов В. Розанов справедливо отметил, что «выборная монархия и вообще в каком бы то ни было отношении «утилитарная» есть уже нисколько не монархия, а гнусный и искривленный ее образ, и такой - «всегда недолго жить». Монархия в России основывалась на наследственном принципе. Русский монархизм корнями уходит в народные обычаи, традиции и верования, которые и выражает Царь. В Западной Европе монархизм был действительно орудием угнетения и подавления низов, в России же монархизм - почвенническое явление, идущее из глубин народной жизни. Единое государственное тело Российской империи необходимо обозначить как народную монархию. Русская монархия была попыткой построения государства на моральных основах, а не на юридических или экономических. «Смутное время» с внесением элемента сословности ознаменовалось оформлением слоя, в среде которого позднее созрели цареубийственные замыслы. Из состава личной дружины Царя выдвинулись кандидаты на различные ответственные государственные посты, а наличная общественная система стала самоцелью для охраняющей ее власти. С этого началось разрыхление народной почвы монархии. Этот процесс происходил на фоне активизации в русском обществе антихристианских тенденций (распространение якобинства, масонства, конфессиональный плюрализм и т. п.), что в конечном счете привело Россию к лишению ее благодатного центра и сакральной опоры.

Развивая мысль о противоречивости «русской души», Бердяев писал о своеобразном совмещении в ней идеи государственности и свободы. «Русский народ с одинаковым основанием можно характеризовать, - подчеркивает философ, - как народ государственно-деспотический и анархически-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсального духа, более всех способный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный». Такое сочетание Бердяев объяснил своеобразием истории России, в которой совмещались и царство политического деспотизма, и свобода нравов, «широта жизни». Своеобразный инстинкт свободолюбия Бердяев связывал с особенностями русского христианского сознания. Бердяев поэтому сознание русского народа представляет как противоречивое единство идей государственности и православия.

В одном из своих «Воскресных писем» («Что такое Россия?») Вл. Соловьев отмечает, что первый вопрос миросозерцания народа раскрывается в определении того, что является его сущностью. Сущностью народа, согласно Вл. Соловьеву, является то, «во что он верит, как он понимает предмет своей веры и что он делает для ее осуществления». Русский народ принадлежит к семье христианских народов. Однако русское христианство, как известно, отлично от западноевропейского в различных его формах. Православие, воспринятое Русью от Византии, включает в себя принцип, чуждый западному римско-католическому типу духовности - этический элемент (единство канона и закона, «симфония властей»).

В 1051 году киевский митрополит Иларион создает свое великое произведение «Слово о законе и Благодати». Используя известный в патристике сюжет о соотношении Ветхого Завета (Моисеев закон) и Нового Завета (Христова благодать), он противопоставляет их и выводит различные принципы общественного устройства - «закон» как подчинение силе, внешнему принуждению, и «благодать» как внутреннее нравственное и свободное урегулирование взаимоотношений между индивидами и народами. Киевская Русь, по мысли Илариона, как раз и является обществом, основанным на «благодати».

Падение Византии значительно усилило в сознании русского народа идею исключительности Московской Руси, которая мыслилась в качестве последнего оплота истинной (православной) веры. Идея инока Филофея о «Москве как Третьем Риме» представляла русский народ хранителем православной традиции, ответственным за моральное спасение мира. Данная теория абсолютно не имела политического аспекта и не толкала Русь к экспансии или православному миссионерству. В ее основе была убежденность в духовном приоритете русского народа, в его способности к нравственному преодолению несовершенств мира.

Христианство как таковое - религия свободы. Божий человек (Богочеловечество) не является рабом, ибо сознательно творит добро. На эту сторону христианства, наиболее последовательно отраженную в православной традиции, указывали русские мыслители и богогловы от

Илариона до Бердяева. «Сущность веры христианской в том и заключается, - писал Бердяев, - что отвергается возможность свободы вне Христа: только Христос делает нас свободными, вне Христа рабство и принуждение». Но свобода в православии в отличие от католицизма и его модернизированных форм адресована не индивиду, а общности (Собору). «Дух соборности присущ православию, - подчеркивал Бердяев, - и идея соборности, дух коммюнитарности, есть русская идея».

В следовании заповедям Христа обнаруживаются по крайней мере две русские национальные черты - страстотерпение и нестяжательство. Отсюда и непреклонности русского пути - пути спасения мира личной и общественной жертвенностью - служить Богу «покорением и послушанием», искать Бога «рыданием, слезами, вощением, бдением» и при этом «во всякие дни каяться в своих грехах» (Феодосии Печерский).

Суждение о религиозном (православном) характере души русского народа является традиционным для отечественных философов, так или иначе касавшихся вопроса о тех духовных и материальных основаниях, которые в совокупности своей составляют предпосылки существования особого социального и духовного единства - русского народа. Не является исключением и Н. Бердяев, который неоднократно упоминал о «православно-религиозной формации» русской души, ее «религиозной энергии», «религиозно-догматическом складе» и выводил из этой особенности ряд других ее свойств и характеристик. Настойчиво проводя мысль о противоречивости русской души, миросозерцания русского народа, Бердяев писал: «В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента - первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру». Причем особенности русского православия как раз и объяснялись Бердяевым природно-стихийной стороной, необходимостью ее оформления, более стройного выражения.

Итак, православие является мировоззренческой подоплекой народного единства русских людей. Доминанта народности со всей определенностью обнаруживает себя в инстинкте общежития русского человека, устоявшиеся формы проявления которого выражены в образе жизни народа.

Школой соборности на Руси всегда была крестьянская община. Суть общины состояла не столько в совместном владении землей, в переделе ее между членами земледельческого коллектива, сколько в том, что она была способом существования народа, формой его духовной общности. Традиционная крестьянская община хранила в себе величайшие ценности: отсутствие у крестьян стремления к материальному накопительству, нестяжательство, любовь к ближнему, любовь к земле-матери, отношение к труду как к внешнему нравственному долгу.

Общинность (коммюнитарность у Н. Бердяева) является хотя и важнейшей, но не единственной составляющей народности как содержательного принципа русского самосознания. Необходимо сказать и о все-человечности, которая представляет собой последовательную реализацию русского хорового, коммюнитарного начала. Русская душа, как подчеркивал Ф. М. Достоевский в «Речи о Пушкине», наиболее способна вместить в себя идею всечеловеческого единения. Русская культура ко-смична, открыта для всех.

О всечеловеческом характере русской культуры писал и Н. Бердяев. Бесчеловечность русского миросозерцания связана с определенным максимализмом. Русский человек хочет не меньшего, чем полного преображения жизни, спасения мира.

Представленные здесь элементы историософской концепции Н. Бердяева, на наш взгляд, достаточно убедительно раскрывают значение феномена русской души и русского характера, миросозерцания русского народа в исторической перспективе, помогают понять сложность и противоречивость истории русского духа, осмыслить пути и возможности возрождения Отечества.

Санкт-Петербург

Брега Тавриды 1992 с. 144–152