Была посвящена главным образом философским темам. Он стремился ознакомить римлян с греческой философией, дававшей ему много отрады в часы отдыха. Когда тревожные события оттеснили Цицерона от политической деятельности и семейные несчастия опечалили его, философия была ему развлечением и утешением. Потому важнейшие из его философских трактатов принадлежат последним годам его жизни; он тогда усердно изучал системы академиков , перипатетиков и стоиков ; результаты своих размышлений о них он излагал ясным языком и часто с одушевлением; философскую терминологию латинского языка выработал именно он. Не имея ни влечения, ни способности быть самостоятельным мыслителем, Цицерон довольствовался тем, что передавал теории греческих философов и применял к жизни те их учения, которые казались ему истинными. По примеру Платона , чьи творения он предпочитал всем другим философским книгам, Цицерон писал свои трактаты обыкновенно в разговорной форме диалогов , но не умел придать им ту поэтическую очаровательность, какую имеет она у Платона.

Бюст Цицерона. Середина I в. н. э.

«О государстве»

Первое из философских произведений Цицерона – трактат «О государстве» (De Republica), оконченный им в 52 году. (Раньше того он сделал несколько переводов из греческих философов.) Трактат «О государстве» состоял из шести книг. До 1820-х годов были известны лишь конец этого произведения, «Сон Сципиона» (Somnium Scipionis), сохранившийся у Макробия, и некоторые небольшие отрывки. Но в 1822 году Анджело Маи нашел в одном из ватиканских палимпсестов список этого трактата (впрочем, неполный). – По образцу трактата Платона «О государстве» и тоже в разговорной форме, Цицерон излагает свои мысли о наилучшем государственном устройстве. Но он не строит фантастического государства, как Платон; идеал для него – то (несколько идеализированное им) государственное устройство, какое имел Рим до Гракхов .

«О законах»

По образцу Платона Цицерон написал в разговорной форме и трактат «О законах» (De legibus), состоявший, вероятно, тоже из шести книг. В нем Цицерон излагает, по учению стоиков и отчасти по Платону, естественное право, потом говорит о божественных законах, и наконец о законах, установленных волей самих людей. Выводя законы из природы человека, он хочет дать им философские основания.

Трактаты последних лет жизни Цицерона

В два последних года жизни Цицерон написал ряд философских трактатов, в которых видна такая свежесть умственных сил, которая удивительна в шестидесятилетнем старце. Он сам говорит, что только излагает на латинском языке мысли, изобильно даваемые ему греческими философами. Он сделал в это время несколько переводов. Некоторые из написанных им тогда трактатов погибли, как например «Похвала Катону Утическому », диалог «Гортензий, Или о философии», некогда весьма знаменитый. Не дошло до нас и «Утешение» (Consolatio), написанное Цицероном в глубокой скорби о смерти дочери Туллии, которую он очень любил (трактат, который мы имеем под заглавием Consolatio, приписан ему ошибочно). От сделанной Цицероном переработки «Тимея» Платона дошел до нас только отрывок. От его трактата «Академические исследования (Academicae Questiones), излагавшего философию Платона и его преемников в Академии, написанного в разговорной форме и состоявшего из четырех книг, до нас дошли только первая книга во второй редакции и вторая книга в первой редакции.

Кроме этого, старик, часто страдавший бессонницею, написал тогда еще несколько трактатов превосходных по содержанию и по форме, принадлежащих к числу самых лучших его произведений и дошедших до нас вполне. Из них назовем сначала четыре больших трактата.

«О пределах блага и зла»

1) «О пределах блага и зла» (в другом переводе – «О величайшем благе и величайшем зле», De finibus bonorum et malorum), разговор, состоящий из пяти книг, излагающий и подвергающий разбору учения эпикурейцев , стоиков, академиков и перипатетиков о цели жизни и о том, в чем должно состоять истинное счастье. Торкват излагает эпикурейское участие о нравственности; Цицерон возражает ему; Катон излагает учение стоиков; Цицерон возражает ему; Наконец Пизон излагает нравственные учения Древней Академии и перипатетиков.

«Тускуланские беседы»

2) «Тускуланские беседы» (Tusculanae disputationes), трактат в пяти книгах, имеющий своею целью, по определению самого Цицерона (De devinatione II, 1), изложить понятия о том, что необходимо для счастья. В первой книге говорится о презрении к смерти; во второй, о перенесении страданий; в третьей, о средствах смягчить печаль; в четвертой, о средствах одолевать другие душевные волнения, нарушающие счастье; в пятой книге излагается мысль, делающая величайшую честь философии: добродетель сама по себе уж достаточное счастье. «Тускуланские беседы» – самое знаменитое из философских произведений Цицерона; оно богато блестящими страницами, прекрасными рассказами, потому занимательно в чтении; но слог его местами небрежен: видно, что оно писано наскоро.

Религиозно-философские трактаты – «О природе богов», «О дивинации», «О судьбе»

3) Религиозно-философские трактаты «О природе богов» (De natura deorum), «О дивинации (гаданиях)» (De divinatione) и «О судьбе» (De fato), соединяемые нами в одну группу, имеют очень важное значение, потому что в них излагаются религиозные учения важнейших философских школ того времени по греческим источникам, которые погибли. Текст сильно испорчен пропусками и интерполяциями; слог неровен, местами шероховат. В первой книге трактата «О природе богов», написанного в разговорной форме, Веллей излагает учение эпикурейцев, во второй Луций Бальб учение стоиков; академик Котта опровергает и того и другого. В тесной связи с этим трактатом находится исследование «О дивинации» – ясный, свободный от предрассудков разбор обычных форм гадания о воле богов и учения стоиков,что возможно разгадывать будущее по выводам из наблюдений. Дополнением к исследованию о возможности гаданий служит трактат «О судьбе», дошедший до нас в испорченном виде; Цицерон в этом изыскании раскрывает внутренние противоречия, заключающиеся в учении стоиков о судьбе.

«Об обязанностях»

4) Для своего сына Марка, учившегося тогда в Афинах, Цицерон написал трактат «Об обязанностях» (De Officiis), состоящий из трех книг, – руководство к изучению нравственной философии. Из всех философских произведений Цицерона самое любимое публикою было, как мы говорили, «Тускуланские беседы»; самым любимым после них был этот трактат. Две первые книги его, излагающие учение о нравственно хорошем и о полезном представляют переработку трактата Панеция , философа стоической школы; в третьей книге, говорящей о случаях столкновения между полезным и нравственно хорошим, Цицерон излагает собственные мысли о том, как должен поступать государственный человек при столкновении разных обязанностей. Богатство верных выводов из опыта жизни, благородный образ мыслей, простое, ясное изложение дают высокое достоинство этому трактату Цицерона.

Мелкие философские произведения Цицерона

Кроме перечисленных нами трактатов, сохранились два небольших философских произведения Цицерона, посвященные Аттику: «Катон Старший , или о старости» (Cato major, seu, de senectute) и (подражание Феофрасту) «Лелий, или о дружбе» (Laelius, seu, de amicitia). Оба они превосходны и по благородству содержания и по изяществу формы. В своих «Парадоксах стоиков» (Paradoxa Stoicorum) Цицерон дает ораторское развитие шести основным афоризмам нравственного учения стоиков («Нравственно хорошее – единственное хорошее»; – «Добродетель достаточна для счастья»; – «Только мудрый свободен; неразумный человек – раб»; – «Все хорошие поступки равно хороши, все дурные равно дурны», и проч.).

Характеристика работы Цицерона «Об обязанностях»

Синтез римской и греческой культуры, подготовлявшийся длительным процессом эллинизации Рима, получил литературное воплощение в многостороннем творчестве Марка Туллия Цицерона (106-43). Адвокат, политический деятель и блестящий писатель, последний значительный идеолог римского республиканского строя, обосновывавший его с помощью греческих политических теорий, Цицерон является вместе с тем крупнейшим мастером красноречия, и его деятельность стала основоположной для всего последующего развития латинской прозы.

Трактат «Об обязанностях» - последнее философское произведение Цицерона. Трактат Цицерона «Об обязанностях» - одно из наиболее популярных его философских произведений. Если для современников и ближайших потомков Цицерон был в первую очередь непревзойденным мастером слова, стилистом, то в эпоху поздней империи для идеологов христианства он выступает главным образом как философ и моралист. Поэтому нет ничего удивительного в том, что этика Цицерона оказала огромное влияние и даже в какой-то мере легла в основу христианского учения о морали. Еще в XVIII в. трактат Цицерона воспринимался не только как памятник античной мысли и литературы, но и как действенное «пособие» по прикладной морали.

Трактат разделен на три книги. В первой анализируется понятие нравственно-прекрасного, во второй обсуждается вопрос о полезном и в третьей - о конфликте нравственно-прекрасного с полезным, о конфликте, в результате которого всегда должно торжествовать нравственно-прекрасное. Жанр трактата «Об обязанностях» для Цицерона необычен. Подавляющее большинство его философских произведений написано в форме диалога.

Данный же трактат представляет собой наставление сыну. Этот жанр предопределил в значительной мере своеобразие трактата. Его содержание разнообразно: это и моральные предписания, и отступления политического характера, и исторические примеры, и юридические казусы. В целом трактат Цицерона представляет собой определенный свод правил и норм поведения, рассчитанных отнюдь не на каких-то особых, выдающихся людей или мудрецов, а на обычных честных и «порядочных» граждан. Здесь речь идет об обязанностях, приложимых ко всем людям, ко всем, у кого имеется хоть какая-либо «склонность к доблести»; он не только адресован, но и ориентирован на молодого римлянина (изначально), достойного гражданина, вступающего на путь государственной карьеры.

В основе учения Цицерона об обязанностях лежит представление о высшем благе как о нравственно-прекрасном. Цицерон отмечает, что любой области жизни и деятельности соответствуют свои обязанности, в исполнении которых и состоит нравственный смысл всей жизни. Отсюда следует, что все обязанности должны иметь своим источником стремление к нравственно-прекрасному, к высшему благу.

Термин «обязанность», которым решил воспользоваться Цицерон, имел в Риме практический и вполне конкретный характер, да и сам Цицерон не понимал его отвлеченно, в смысле какого-то общественного долга. Его больше занимал вопрос, насколько приложим этот термин к государственным обязанностям. Трактат Цицерона «Об обязанностях» имеет в виду обязанности не человека вообще, а обязанности римского гражданина, достойного члена римской общины. По мнению Цицерона, существует четыре источника, или четыре «части», того, что считается нравственно-прекрасным. В его интерпретации они выглядят следующим образом: на первом месте стоит познание истины, затем следует «двуединая» добродетель - справедливость и благотворительность, затем величие духа и, наконец, благопристойность и умеренность. Из каждой этой добродетели вытекают определенные обязанности, предписываемые стремлением к главной и конечной цели - к высшему благу. Цицерон считает, что обязанности гражданина вытекают из «двуединой» добродетели (справедливости и благотворительности).

Нужно отметить, что он неоднократно подчеркивает общественный, социальный характер этой добродетели. Следовательно, обязанности, вытекающие из нее, тоже должны считаться обязанностями общественными, социальными.

Определенный интерес в рассуждениях Цицерона, относящихся к обязанностям, вытекающим из понятия справедливости, представляет раздел трактата, посвященный «военной морали». Основные положения Цицерона таковы: война может быть только вынужденным актом и допустима лишь в тех случаях, если переговоры не дают никаких результатов. Здесь вырисовывается новая обязанность, новая черта облика идеального гражданина - обязанность воина, защитника могущества римского государства.

Рассуждение о справедливости заканчивается упоминанием о рабах, по отношению к которым, по мнению Цицерона, тоже следует проявлять справедливость. Однако эта справедливость трактуется довольно своеобразно: к рабам следует относиться как к «наемникам», т.е. требовать от них работы и предоставлять то, что им «полагается». К облику земледельца и воина, добавляется еще одна немаловажная черта - обязанность «справедливого» хозяина, владельца рабов.

В трактате подчеркивается, что общество связывает людей союзом, разумом, речью; этим люди и отличаются от зверей. Человек обязан помогать человеку, но средства отдельных лиц невелики, и потому необходима градация благотворительной деятельности. Она должна быть установлена в соответствии с существующими степенями общности людей.

Цицерон подходит к центральной части своего рассуждения о благотворительности. Он устанавливает теперь градацию обязанностей в зависимости от различных форм или степеней человеческой общности. «Из всех общественных связей, - говорит он, - для каждого из нас наиболее важны, наиболее дороги наши связи с государством. Дороги нам родители, дороги дети, родственники, близкие друзья, но отечество одно охватило все привязанности всех людей. Какой честный человек поколеблется пойти за него на смерть, если он этим принесет ему пользу?». И здесь же приводится некая шкала этих обязанностей, расположенных в зависимости от их значимости: на первом месте стоят обязанности по отношению к отечеству и родителям, затем - к детям, семье и, наконец, к родственникам и друзьям. Так к характерным чертам и обязанностям идеального гражданина прибавляется еще одна и, пожалуй, наиболее специфически римская черта (обязанность):особое, почти благочестивое отношение к отечеству, семье, близким.

Таковы основные наблюдения, которые могут быть сделаны в отношении облика «идеального гражданина» на основании рассуждений Цицерона о «двуединой» социальной добродетели - справедливости и благотворительности. Что касается анализа других кардинальных добродетелей, то выводимые из них Цицероном обязанности относятся скорее к его представлениям об облике государственного деятеля, руководителя государства.

Многие критики считают, что образ идеального гражданина, со всеми связанными с этим идеалом обязанностями и нормами поведения, со всеми его характерными чертами и качествами, «может рассматриваться как некое своеобразное политическое завещание Цицерона, завещание умудренного жизненным и государственным опытом деятеля, оставляемое им современникам и потомству в один из наиболее напряженных моментов как его личной судьбы, так и судьбы всего римского государства» Утченко С.Л. Трактат Цицерона «Об обязанностях» и образ идеального гражданина. - М.: Наука, 1993. С. 174. .

"Никогда не будет написано более мудрого, более правдивого, более полезного сочинения..."

Вольтер

"Рассуждение об обязанностях" - лучшее сочинение по нравственной философии, которое когда-либо было или будет написано."

Фридрих П

Трактат "Об обязанностях" - последнее философское произведение Марка Туллия Цицерона. Он стал одним из наиболее популярных его философских произведений.

Для современников и ближайших потомков Цицерон был в первую очередь величайшим оратором и стилистом. Для идеологов времен поздней империи христианства - в первую очередь философом и моралистом. Его этика оказала огромное влияние и даже в какой-то мере легла в основу христианского учения о морали.

Трактат разделен на три книги. В первой анализируется понятие нравственно-прекрасного, во второй обсуждается вопрос о полезном и в третьей - о конфликте нравственно-прекрасного с полезным, о конфликте, в результате которого всегда должно торжествовать нравственно-прекрасное.

Жанр трактата "Об обязанностях" для Цицерона необычен. Подавляющее большинство его философских произведений написано в форме диалога, данный же трактат представляет собой наставление сыну. Этот жанр предопредилил в значительной мере своеобразие трактата. Его содержание разнообразно: это и моральные предписания, и отступления политического характера, и исторические примеры, и юридические казусы. В целом трактат Цицерона представляет собой определенный свод правил и норм поведения, рассчитанных отнюдь не на каких-то особых, выдающихся людей или мудрецов, а на обычных честных и "порядочных" граждан. Здесь речь идет об обязанностях, приложимых ко всем людям, ко всем, у кого имеется хоть какая-либо "склонность к доблести"; он не только адресован, но и ориентирован на молодого римлянина (изначально), достойного гражданина, вступающего на путь государственной карьеры.

В основе учения Цицерона об обязанностях лежит представление о высшем благе как о нравственно-прекрасном. Цицерон отмечает, что любой области жизни и деятельности соответствуют свои обязанности, в исполнении которых и состоит нравственный смысл всей жизни. Отсюда следует, что все обязанности должны иметь своим источником стремление к нравственно-прекрасному, к высшему благу.

Нужно отметить, что в то время римские представления о "нравственном" благе развивались в тесной связи с развитием представлений об идеальном гражданине, о его фамильных и гражданских качествах, добродетялях, обязанностях. Поэтому в Риме признанием такой деятельности со стороны общества считался почет (такая позиция в корне отличается от позиции греческих философов). Цицерон также был сторонником римского восприятия нравственно-прекрасного.

Согласно греческим философским учениям Старой Стои только нравственно-прекрасное и соответствующие ему действия есть благо, только порок и соответствующие ему действия - есть единственное зло, все же остальное, что лежит между ними - безразлично.Благо и порок являются такими, что ими нельзя обладать отчасти, а только или вполне или вовсе не обладать, т.е. можно быть только добродетельным или только порочным.

Цицерон же ставит между иделом "блаженного" и "порочного" человека ставит человека "стремящегося", а между благими действиями и пороками - надлежащий поступок, "должное", так называемые "средние действия".

Термин "оязанность", которым решил воспользоваться Цицерон, имел в Риме практический и вполне конкретный характер, да и сам Цицерон не понимал его овлеченно, в смысле какого-то общественного долга. Его больше занимал вопрос, насколько приложим этот термин к государственным обязанностям. Трактат Цицерона "Об обязанностях" имеет в виду обязанности не человека вообще, а обязанности римского гражданина, достойного члена римской общины.

По мнению Цицерона, существует четыре источника, или четыре "части", того, что считается нравственно-прекрасным. В его интерпритации они выглядят следующим образом: на первом месте стоит познание истины, затем следует "двуединая" добродетель - справидливость и благотворительность, затем величие духа и, наконец, благопристойность и умеренность. Из каждой этой добродетели вытекают определенные обязанности, предписываемые стремлением к главной и конечной цели - к высшему благу. Цицерон считает, что обязанности гражданина вытекают из "двуединой" добродетели (справедливости и благотвороительности). Нужно отметить, что он неоднократно подчеркивает общественный, социальный характер этой добродетели. Следовательно, обязанности, вытекающие из нее, тоже должны считаться обязанностями общественными, социальными. Цицерон даже утверждает, что обязанности, вытекающие из "общественного начала", больше "соответствуют природе", чем обязанности, вытекающие из познания.

Критики особо отмечают определение существа справидливости, которое дает Марк Туллий Цицерон. "Первое требование справидливости в том, чтобы никому не наносить вреда, если только тебя не вызвали на это несправидливостью; затем в том, чтобы пользоваться общественной собственностью как общественной, а частной -как своей". Здесь Цицерон также формулирует свое отношение к проблеме собственности.

Частной собственности от природы не бывает, говорит он, она возникает либо путем оккупации незаселенных земель, либо вследствие победы на войне, либо благодаря законам, договорам, жеребьевке. Государство и собственность изначально связаны друг с другом, и охрана собственности есть причина образования государства. И частная, и государственная собственность закрепляются тем или иным историческим актом, приобретающим затем силу закона. Кто завладевает чужой собсбвенностью, утверждает Цицерон, тот нарушает и оскверняет права человеческой общности.

Таким образом, он выступает в качестве защитника и "охранителя" не только частной, но и государственной собственности. Смысл формулы " пользоваться общественной собственностью как общественной, а частной - как своей" требуют не только охранения собственности, но и активного содействия благу всего государства своей деятельностью и своим имуществом. Ссылаясь на Платона, Цицерон говорит, что "мы рожены не только для самих себя, но какую-то часть нас по праву требует отечество, другую часть - друзья. Все, что родит земля, - все это предназначено для пользы людей; люди же, в свою очередь, тоже рождены для людей, дабы они могли приносить пользу друг другу, поэтому, следуя природе, необходимо трудиться для общего блага, употребляя все силы и способности на то, чтобы теснее связать людей в единое общество."

Далее Цицерон переходит к рассуждению о двух видах несправидливости. С его точки зрения, существует несправидливость не только тех, кто ее причиняет, но и тех, кто не оказывает помощи потерпевшим несправидливость. Для борьбы с несправидливостью надо понимать причины зла. Обычно причинами проявления несправидливости бывают страх, жадность к деньгам, честолюбие, жажда славы. Однако забота о своем имуществе, - подчеркивает Цицерон, - если только она не вредит другому, вовсе не порок. Обдуманная несправидливость должна караться более сурово, чем внезапный эффкт. Мотивы, мешающие борьбе с несправидливостью, бывают, как правило, "узкоэгоистического характера", это - ленность, нерадение, боязнь неприятностей, нежелание участвовать в общественной деятельности. Таким образом, в основе учения Цицерона о справидливости и несправидливости лежит некое представление о неприкосновении собственности, и потому первейшая обязанность заключается в соблюдении и охране этой неприкосновенности. Кстати, Цицерон всегда был ярым противником всяких аграрных законов и вообще вторжений в священную область собственности.

Из понятий справедливости вытекают обязанности "военной морали". Здесь основные положения Цицерона таковы: война может быть только вынужденным актом и допустима лишь в тех случаях, если переговоры не дают никаких результатов. Причина подобных войн только одна: оборона своего государства, цель же их - прочный мир. В обращении с побежденными следует проявлять человечность; сдавшиеся на милость победителя безусловно имеют право на пощаду. Однако он допускает (с некоторыми оговорками относительно причин) войны, которые ведутся ради укрепления власти и славы. "Это результат убежденности во "всемирно-исторической миссии" Рима". Таким образом вырисовывается новая обязанность и новая черта облика идеального гражданина - обязанность воина, защитника могущества римского государства. А если учесть, что наряду с этим превозносится мирная жизнь и занятие сельским хозяйством, причем говорится, что это "самое приятное и самое достойное занятие для свободного человека", то возникает идеал еще староримским времен - идеал земледельца и воина.

Рассуждение о справидливости заканчивается упоминанием о рабах, по отношению к которым, по мнению Цицерона, тоже следует проявлять справидливость(хоть и своеобразную): к рабам следует относиться как к "наемникам", т.е. требовать от них работу и предоставлять то, что им "полагается". Здеся можно выявить еще одну обязанность - обязанность "справидливого" хозяина, владельца рабов.

Другой "частью", или стороной, социальной добродетели следует считать благотворительность, которую также можно определить как доброту или щедрость. Переходя к рассуждению о благотворительности, Цицерон отмечает прежде всего, что нет ничего более соответствующего человеческой природе. Но применение этой добродетели на практике требует определенной осторожности: благотворительность (или щедрость) не должна ни вредить тому, по отношению к кому ее проявляют, ни идти за счет других людей; она не должна превышать средств самого благотворителя и должна распределяться в соответствии с достоинством того, по отношению к кому ее проявляют. Все это еще раз напоминает, что людская жизнь происходит в обществе, причем "поскольку мы живем не среди совершенных и без исключения мудрых людей, а среди таких, для которых вполне достаточно, если они являются отображением добродетели, то надо также понять, что нельзя полностью пренебрегать ни одним человеком, в котором могут проявляться хотя бы малые признаки такой добродетели".

Трактат Цицерона «Об обязанностях» и образ идеального гражданина

Трактат «Об обязанностях» (De officiis) - последнее философское произведение Цицерона. Как известно, своими философскими штудиями Цицерон активно занимался в периоды отстранения от государственных дел. Таких периодов «досуга» (otium) и в то же время активной творческой деятельности было два: один из них совпадал с господством триумвиров и кануном гражданской войны (вторая половина 50-х годов), другой - с дик­татурой Цезаря, включая мартовские иды и начало борьбы с новым тиран-ном Марком Антонием (46-44 гг.). В первый период Цицероном был на­писан большой трактат по теории красноречия «Об ораторе» (De oratore) и два знаменитых диалога, посвященных государствоведческим проблемам,- «О государстве» (De re publica) и «О законах» (De legibus), во второй - все остальные риторические и философские произведения, в том числе и ин­тересующий нас трактат «Об обязанностях».

Точная датировка этого последнего философского труда Цицерона, несмотря на некоторые указания самого автора, едва ли возможна. Впер­вые Цицерон упоминает о нем в письме к Аттику, написанном в 20-х чис­лах октября 44 г. из своей Путеольской усадьбы (Письма к Аттику *, 15, 13, 6). В начале ноября он уже сообщает о том, что первые две книги трактата закончены и что он заказал себе «выписки» из сочинения Посидония, необходимые ему для работы над третьей книгой трактата (Att ., 16, 11, 4). А еще через какое-то время он снова сообщает Аттику, что получил столь нужные ему и вполне его удовлетворяющие «выписки» (Att ., 16, 14, 3). Поэтому можно предположить, что работа над трактатом была закончена (или оставлена) в самые последние дни 44 г.; соображения же, высказываемые некоторыми исследователями относительно того, что Цицерон продолжал работать над своим произведением еще и в 43 г. (даже до осени 43 г.), представляются нам маловероятными - в слишком бурный водоворот событий оказался он вовлеченным с самого начала ново­го года. Таким образом, вопрос о сроках завершения трактата «Об обязан­ностях» остается открытым *.

Какова же была в это время политическая обстановка в Риме и как ее оценивал Цицерон? Мартовские иды пробудили в нем сначала большие надежды. Убийство тиранна,- а теперь Цицерон называет Цезаря не ина­че, как тиранном или царем (гех),- должно было привести к восстанов­лению res publica libera и, следовательно, к восстановлению руководящего положения самого Цицерона в государстве.

• * Далее ссылки на эти письма будут даваться в тексте так: Att . 1 О датировке трактата см.: М. Gelzer . Cicero . Wiesbaden , 1969, S . 357.

Однако в самом непродолжительном времени эти радужные надежды сменились горьким разочарованием. Ближайший же ход событий после убийства Цезаря показал, что заговорщики или, как их иногда называли, «республиканцы», не имеют ни определенной программы действий, ни сколько-нибудь широкой поддержки у населения Рима. На короткое время установилось неустойчивое равновесие между цезарианцами и респуб­ликанцами, наметились тенденции компромисса, но очень скоро все же бе­рут верх сторонники убитого диктатора, тем более что их лагерь возглав­лялся такой яркой и деятельной фигурой, как Марк Антоний - не только один из ближайших сподвижников Цезаря, но и консул текущего года.

Цицерон понял все это достаточно рано. Уже в начале апреля он почел за благо покинуть Рим. Его письма полны жалоб и сетований на то, что приходится «опасаться побежденных» (Att ., 14, 6, 2), что «тиранн пал, но тиранния живет» (Att ., 14, 9, 2), что все намеченное Цезарем имеет даже большую силу, чем при его жизни (Att ., 14, 10, 1), и, не став его рабами, «мы теперь стали рабами его записной книжки» (Att ., 14, 14, 2). В письме к Аттику 22 апреля 44 г. Цицерон пишет: «Опасаюсь, что мартовские иды не дали нам ничего, кроме радости отмщения за ненависть и скорбь... О прекраснейшее дело, но, увы, незаконченное!» (Att ., 14, 12, 1). И, нако­нец, несколько позже, в письме к тому же Аттику: «Поэтому утешаться мартовскими идами теперь глупо; ведь мы проявили отвагу мужей, разум, верь мне, детей. Дерево срублено, но не вырвано; ты видишь, какие оно дает побеги» (Att ., 15, 4, 2).

Цицерон провел лето 44 г. в своих поместьях. Он колебался между двумя противоположными намерениями: вернуться в Рим или отправиться в Грецию, в Афины, где в это время находился его сын. Обстановка в Риме тем временем существенно изменилась. С одной стороны, положе­ние Марка Антония весьма окрепло: он, ссылаясь на волю покойного дик­татора, издавал самовластные распоряжения, имел вооруженную охрану из 6 тысяч человек, ожидал прибытия из Македонии поступающих в его распоряжение легионов и претендовал, по истечении срока своего консула­та, на управление Галлией; с другой стороны, наметился раскол внутри единого до сих пор лагеря цезарианцев, росла оппозиция новому тиранну, которая приобрела особую силу и значение в связи с появлением в Риме наследника Цезаря - Гая Октавия. Общая ситуация все более усложня­лась.

После долгих колебаний и неудачной попытки отправиться в Грецию морским путем Цицерон решается вернуться в Рим. В его настроении про­исходит явный перелом (в какой-то мере, очевидно, в результате встречи с Брутом). Вместо недавних сомнений и нерешительности, вместо созна­тельно проводимой политики абсентеизма он вновь полон энергии и мужества, как в свои лучшие времена. Прекрасно понимая, что ему предстоит трудная борьба, Цицерон возвращается в Рим, отнюдь не убаюкивая себя возможностью компромисса или примирения. Он готов начать, по его собственному выражению, «словесную войну». Причем он ничуть не сомне­вается в том, что подобная «война» может в любой момент перерасти в самые настоящие вооруженные действия, т. е. в новую гражданскую войну.

Цицерон вернулся в Рим к 1 сентября 44 г. В этот же день состоя­лось заседение сената, на котором по инициативе Антония были утверж­дены новые почести в память убитого диктатора. Цицерон уклонился от участия в этом заседании. Сославшись на усталость после поездки и на общее недомогание, он с утра известил Антония о своем намерении не являться в сенат. Однако Антоний воспринял это как личное оскорбление и заявил, что велит привести Цицерона силой или прикажет разрушить его дом. Конечно, он не исполнил своей угрозы, хотя подобный выпад уже сам по себе был равносилен объявлению войны.

В ответ на это Цицерон явился в сенат на следующий день и в отсут­ствие Антония выступил против него с речью. Это и была первая из его знаменитых речей, произнесенных в ходе борьбы с Антонием, которые он сам впоследствии назвал «Филиппиками», имея в виду речи Демосфена против Филиппа Македонского (Цицерон, Письма к Бруту, 2, 3, 4; 4, 2; Письма к Аттику, 2, 1, 3; Плутарх «Цицерон», 48; Аппиан, «Граждан­ские войны» 4, 20).

Первая речь против Антония носила еще весьма сдержанный характер. Цицерон занял пока довольно осторожную позицию. Начало речи он пос­вятил объяснению своего поведения: изложил причины, побуждавшие его принять решение о том, чтобы на время уехать из Италии, а также при­чины, в силу которых он изменил это решение (Филтшики *, 1, 6-11). Затем, заявив, что во имя мира и спокойствия он предлагает сохранить в силе распоряжения Цезаря, подразумевая под ними те законы, которые Цезарь успел провести еще при жизни, он одновременно доказывал, что проекты новых законов, вносимые Антонием, противоречат прежним цеза-ревым распоряжениям (Phil ., 1, 10-21).

После своего выступления Цицерон снова уезжает из Рима (в свою усадьбу в Путеолах). Антоний же назначает на 19 сентября новое засе­дание сената, на котором выступает с большой речью, направленной прямо и резко против Цицерона. Антоний обвиняет Цицерона в том, что тот в свое время вынудил сенат вынести ряд противозаконных смертных при­говоров (заговор Каталины), что он был подстрекателем убийства Клодия и поссорил Помпея с Цезарем и, наконец,-самое главное обвинение,- что Цицерон - идейный вдохновитель расправы над Цезарем (Phil ., 2, 16-18). Обвинения были достаточно тяжкими: бралась под сомнение вся политическая репутация Цицерона. Становилось ясно, что начинается борьба не на жизнь, а на смерть.

Цицерон отвечал на это выступление Антония новой речью (вторая филиппика), которая построена так, будто она произносилась непосредст­венно за речью Антония. На самом же деле это был политический памф­лет, написанный в путеольской усадьбе в конце октября. Письма к Аттику, в которых Цицерон упоминает об этой речи, свидетельствуют о том, на­сколько тщательно он работал над ее отделкой (Att ., 15, 13, 1-2; 16, 11, 1).

• * Далее в тексте ссылки на эти речи будут даваться так: Phil .

Вторая филиппика - типичная для римских политических нравов инвектива. Цицерон здесь уже не стесняется в выражениях и широко пользуется, как это было в те времена принято, обвинениями сугубо лич­ного характера. Марк Антоний обвиняется в пьянстве, разврате, называет­ся наглецом, негодяем, глупцом и даже трусом. Что касается содержания этой инвективы по существу, то она построена в основном на опровержении тех обвинений, которые были выдвинуты Антонием против Цицерона в его сенатской речи 19 сентября, и на встречных обвинениях самого Цицерона. Он грозит Антонию судьбой Катилины и Клодия и уверяет, что Антоний, подобно Цезарю, который, кстати, намного превосходил его во всех отно­шениях, погибнет смертью, подобающей тираннам (Phil ., 2, 114-117).

Работа над второй филиппикой совпала с подготовкой трактата «Об обязанностях». Во всяком случае, в том самом письме к Аттику, где Цицерон говорит об окончании двух книг трактата, речь идет также и о второй филиппике, которую Цицерон уже успел переслать своему другу и даже получил его благоприятный отзыв (Att ., 16, 11, 1; 4). В течение ближайших недель трактат был завершен (быть может, без окончательной обработки).

В самом начале декабря 44 г. Цицерон снова возвращается в Рим.

В первых двух филиппиках еще нет прямого призыва к вооруженной борьбе, нет в них и упоминаний об Октавиане, но вскоре оба эти фактора, т. е. неизбежность гражданской войны и роль Октавиана в ней, который может быть успешно противопоставлен Антонию, становятся лейтмотива­ми всех выступлений и всех действий Цицерона.

Обычно считается, что Цицерон, как всегда в политике весьма недаль­новидный, и здесь был лишь жалким орудием в руках Октавиана, кото­рый использовал его в своих целях и затем, не дрогнув, отбросил. Но не­что подобное всегда говорят о тех, кто потерпел неудачу, о побежденных. Такое мнение возникло еще в самой древности. Плутарх, например, писал о Цицероне следующее: «Он, старик, дал провести себя мальчишке - про­сил за него народ, расположил в его пользу сенаторов. Друзья бранили и осуждали его еще тогда же, а вскоре он и сам почувствовал, что погубил себя и предал свободу римского народа» (Плутарх, «Цице­рон», 46).

Однако подобная уничижительная оценка на сей раз едва ли спра­ведлива. Цицерон в этой своей последней борьбе выступал как опытный и зрелый политик. Что же означал тогда блок с Октавианом? Это была попытка - чрезвычайно перспективная в той обстановке - добиться углуб­ления раскола в лагере цезарианцев, более того - создать блок самих цезарианцев против нового тиранна. На кого же можно было делать ставку? Кто мог возглавить эту отнюдь уже не «словесную», а вооруженную борьбу? Брут и Кассий находились вне Италии. Консулы Гирций и Пан-са, избранные на 43 г., как и некоторые другие сенаторы (в том числе кое-кто из бывших цезарианцев), могли войти в состав политической оппо­зиции. Но нужен был еще и вождь, причем вождь не только политиче­ский, но и военный. На роль вождя политического претендовал сам Цице­рон, что касается военного вождя, то в данной ситуации Октавиан уже самим ходом событий был выдвинут как наиболее реальная фигура.

В том-то и состоял политический опыт Цицерона, что он наконец понял недостаточность и бесперспективность одной лишь сенатской оппозиции. Именно поэтому он уже не считал возможным в данной ситуации какой бы то ни было компромисс, примирение, как, скажем, это казалось ему приемлемым выходом в конфликте между Цезарем и Помпеем. Наоборот, он предвидел теперь неизбежность новой гражданской войны и шел ей навстречу. А если так, то силе должна быть противопоставлена сила, войску - войско.

В третьей и четвертой филиппиках Цицерон уже открыто выступает как вдохновитель гражданской войны (эти две речи произнесены еще в 44 г.). С этого момента начинается новый этап борьбы. С этого же момента, т. е. с конца декабря 44 г. по апрель 43 г., вплоть до чество­вания Цицерона на Капитолии в связи с поражением Антония под Мути-ной, и начинается кульминационный период деятельности Цицерона как «борца за республику». «Никогда сила и могущество Цицерона,- писал Плутарх,- не были так велики, как в то время. Распоряжаясь делами по собственному усмотрению, он изгнал из Рима Антония, выслал про­тив него войско во главе с двумя консулами, Гирцием и Пансой, и убедил сенат облечь Цезаря 2 , который, дескать, защищает отечество от врагов, всеми знаками преторского достоинства, не исключая и ликторской свиты» (Плутарх, «Цицерон», 45).

Конечно, в этой характеристике налицо определенная переоценка зна­чения Цицерона и его могущества. Однако он действительно в то время был бесспорным лидером не одной только сенатской оппозиции: все те, кто в той или иной форме выступал против Антония (в том числе и Октавиан со своим войском), признавали его главой движения. Насколько мог быть прочным блок сенатских кругов с военными вождями-цеза-рианцами (а тем более с самими ветеранами Цезаря), показало весьма недалекое будущее. Но это уже иной вопрос (кстати сказать, гораздо более ясный для нас, кто судит о нем через две тысячи лет, чем для тех, кого он интересовал и близко касался в начале 43 г. до н. э.).

Как бы то ни было, но с конца декабря 44 г. Цицерон в развер­нувшихся событиях принимал такое деятельное и страстное участие, что ни о каких философских штудиях, ни о какой работе над тем или иным философским трактатом не могло быть и речи.

• 2 Имеется в виду Октавиан.

Трактат Цицерона «Об обязанностях» - одно из наиболее популярных его философских произведений. Если для современников и ближайших по­томков Цицерон был в первую очередь непревзойденным мастером слова, стилистом, то в эпоху поздней империи для идеологов христианства он выступает главным образом как философ и моралист. Поэтому нет ничего удивительного в том, что этика Цицерона оказала огромное влияние и даже в какой-то мере легла в основу христианского учения о морали. Нам известно, что один из основоположников этого учения, епископ медио-ланский Амвросий (IV в. н. э.), в своем наиболее известном произведе­нии « De officiis ministrorum » настолько близко следует трактату Цицерона «Об обязанностях», что речь должна идти даже не о подражании, но ско­рее о переложении и приспособлении труда Цицерона для христиан. При­чем Амвросий поступал в этом случае с обезоруживающей прямотой: он заменял приводимые Цицероном примеры из римской истории примерами из истории священной, да иногда «уточнял» отдельные формулировки, ес­ли они, с его точки зрения, явно противоречили евангельским положениям.

Трактат «Об обязанностях» пользовался признанием и в совсем иное время, и у совсем иных мыслителей. В эпоху господства рационалистиче­ских воззрений, накануне Французской революции, один из наиболее скеп­тических умов века - Вольтер так отзывался о трактате: «Никогда не будет написано более мудрого, более правдивого, более полезного сочине­ния». Восторженный почитатель Вольтера и активный его корреспондент, Фридрих II , был такого же высокого мнения об этом произведении Цице­рона: ««Рассуждение об обязанностях» - лучшее сочинение по нравствен­ной философии, которое когда-либо было или будет написано» 3 .

Таким образом, еще в XVIII в. трактат Цицерона воспринимался не только как памятник античной мысли и литературы, но и как действенное «пособие» по прикладной морали.

Каково же построение трактата? Самим автором он разделен на три книги. В первой анализируется понятие нравственно-прекрасного (hones - turn), во второй обсуждается вопрос о полезном (utile) и в третьей - о конфликте нравственно-прекрасного с полезным, о конфликте, в резуль­тате которого всегда должно торжествовать нравственно-прекрасное.

Но если структура произведения ясна и прозрачна, то не столь прост вопрос о его источниках, хотя на первый взгляд и он не представляет особых затруднений. Дело в том, что упоминавшееся выше письмо к Атти­ку, да и неоднократные ссылки Цицерона в самом произведении, совершен­но ясно указывают на два основных источника: для первой и второй книг трактата - Панэтий, для третьей книги - Посидоний. Но можно ли ограничиться только этими бесспорными и лежащими, так сказать, на по­верхности источниками?

3 Th. Zielinski. Cicero im Wandel der Jahrhunderte. Leipzig - Berlin , 1908, S. 131 - 143;304-308; K. Buchner. Cicero . Bestand und Wandel seiner geistigen Welt. Heidelberg , 1964, S. 439; Ш. Suss. Cicero . Eine Einfuhrung in seine philosophischen Schriften (mitAusschluss der staatsphilosophischen Werke). Mainz - Wiesbaden , 1966, S. 143; K. Ku maniecki. Cicerone e la crisi della Repubblica Romana. Roma , 1972, p . 452-517.

Некоторые сомнения, пожалуй, могут быть высказаны даже априорно. Нам хорошо известно, что все остальные философские произведения Ци­церона свидетельствуют о его предпочтительном отношении к учению так называемой Новой Академии, а иногда и о весьма скептической оценке или прямой полемике с основными положениями стоицизма. Неужели в данном случае Цицерон «изменил» Академии и полностью перешел на позиции сторонников стоической философии? Это все же маловероятно, и не толь­ко из-за «измены» каким-то воззрениям того или иного представителя ака­демической школы, но и из-за «измены» применявшемуся во всех его остальных трактатах самому методу философского рассуждения. Этот ме­тод можно определить как эклектический в том смысле, что Цице­рон в целом ряде случаев вполне сознательно стремился объединить взгля­ды представителей различных школ и направлений, дабы таким путем, как он сам это понимал, избежать догматизма («Об обязанностях» *, 2, 7-8). Уже в одном этом сказывается влияние поздней Академии как на общие воззрения, так и на метод Цицерона.

Но, помимо этих априорных предположений, можно опереться и на более конкретные высказывания самого автора. На первых же страницах своего трактата Цицерон заявляет, что он будет следовать преимуще­ ственно (а отнюдь не целиком!) стоикам, но не как переводчик, а по своему обыкновению, т. е. выбирая из источников лишь то, что, с его точки зрения, представляет наибольший интерес (Off ., 1, 6). И при дальнейших ссылках он не забывает подчеркнуть, что примыкает к Панэ-тию «во многом» или следует «по преимуществу», но внося некоторые коррективы (Off ., 2, 60; 3, 7), и, таким образом, сам намекает на то, что Панэтий если и был основным, то все же не единственным источником. Есть основание считать, что в первых двух книгах трактата наряду с учением Панэтия использованы идеи, характерные для Новой Академии, в частности для такого ее представителя, как Антиох Аскалонский (один из тех, чьи лекции Цицерон слушал в свое время в Афинах). Что касает­ся третьей книги, то некоторые ученые предполагают здесь еще влияние Афинодора (ученика Посидония) 4 .

Жанр трактата «Об обязанностях» для Цицерона необычен. Подавляю­щее большинство его философских произведений написано в форме диало­га, данный же трактат представляет собой наставление сыну. Сын Ци­церона, как уже говорилось, находился в то время в Афинах, где слу­шал лекции философов и риторов, т. е. заканчивал свое «высшее образование». Однако жанр, избранный на сей раз Цицероном, для рим­ской литературы был вовсе не нов: с письменными наставлениями к сыну обращался в свое время один из излюбленных героев самого Цицерона, главное действующее лицо его диалога о старости - Катон Цензорий 5 .

Вместе с тем избранный жанр предопределил в значительной мере свое­образие трактата. Его содержание весьма разнообразно: это и моральные предписания, и отступления политического характера, и исторические примеры, и юридические казусы. Основой и «фоном» всех этих предпи­саний и примеров служат некоторые общие этические критерии, тракту­емые преимущественно - но все же не полностью! - в духе стоического учения. Трактат в целом представляет собой определенный свод правил и норм поведения, рассчитанных, кстати говоря, вовсе не на каких-то особых, выдающихся людей или мудрецов, но на обычных честных и «по­рядочных» граждан. Так что речь идет об обязанностях, приложимых ко всем людям, ко всем тем, у кого имеется хоть какая-либо «склонность к доблести» (Off ., 3,15-16). Поэтому трактат Цицерона, посвященный сыну, не только адресован, но и ориентирован на молодого римлянина, достойного гражданина (vir bonus), вступающего на путь государственной карьеры 6 .

• * Далее ссылки на это произведение будут даваться в тексте так: Off .
• 4 К. Buchner. Op. cit., S. 439; ср. M. Celzer. Op. cit., S. 357.
• 5 W. Suss. Op. cit, S. 144.

На наш взгляд, образ такого идеального (и вместе с тем рядового) гражданина, рисуемый в трактате,- одна из ведущих идей произведения в целом. Более того, образ vir bonus , со всеми связанными с этим иде­алом обязанностями и нормами поведения (officia), со всеми его ха­рактерными чертами и качествами (virtutes), может рассматриваться как некое своеобразное политическое завещание Цицерона, завещание умуд­ренного жизненным и государственным опытом деятеля, оставляемое им современникам и потомству в один из наиболее напряженных моментов как его личной судьбы, так и судьбы всего римского государства.

Именно по этой причине мы остановимся в данной статье главным об­разом на проблеме «идеального гражданина», тем более что другие звенья политико-философского учения Цицерона - о наилучшем государственном устройстве и наилучшем государственном деятеле - в свое время были уже нами рассмотрены 7 .

В основе учения Цицерона об обязанностях vir bonus лежит пред­ставление о высшем благе (summum bonum) как о нравственно-прекрасном (греческий термин То xaXov , в переводе Цицерона - honestum). В самом на­чале своего трактата Цицерон подчеркивает, что любой области жизни и деятельности соответствуют свои обязанности, в исполнении которых и состоит нравственный смысл всей жизни (honestas omnis vitae). Затем идет полемика с теми, кто считает, что высшее благо не имеет ничего общего с добродетелью, и потому измеряет все своими удобствами (suis commodis), а не моральным критерием (honestate). На такой основе не­возможно создать учение об обязанностях; это способны сделать лишь те, кто находит, что только нравственно-прекрасное должно быть предметом наших стремлений, или же те, кто находит, что оно должно быть целью наших стремлений хотя бы по преимуществу (Off ., 1,5; 6). На этом примере нетрудно проследить перекрещивание влияний Стой и Академии. Те, кто назван вначале (т. е. только honestas),- стоики; те, кто упомянут в конце (т. е. по преимуществу), - академики, причем буквально несколькими строками ниже Цицерон заявляет, что он хоть и будет в основном следовать стоикам, но имеет в виду также и академиков, и перипатетиков (ibid .). Таково рассуждение Цицерона, дающее обосно­вание ведущему тезису трактата: все обязанности должны иметь своим источником стремление к нравственно-прекрасному, к высшему благу.

• 6 Ibidem , S . 145.
• 7 См. С. Л. Утченко. Политико-философские трактаты Цицерона.- Цицерон. Диалоги О государстве. О законах. М., «Наука», 1966, стр. 153-174.

Ригористическое положение Старой Стой гласило: только нравственно-прекрасное есть благо ([ьочоч то xoAbv aya & ov). «Внешних» благ Старая Стоя вообще не признавала. Таким образом, только нравственно-прек­расное и соответствующие ему действия (xaxopi > co [ xata) - единственное благо, только порок и соответствующие ему действия (а^артт^ата) - единственное зло, все же остальное, что лежит между ними,- безраз­лично (a $ ia < popa). Благо и порок суть такие качества, которые не имеют степеней и градаций; поэтому ими нельзя обладать отчасти, а только или вполне или вовсе не обладать, т. е. можно быть только добродетельным или только порочным.

Римские представления о «нравственном благе», в отличие от этих ригористических категорий Старой Стой, развивались в тесной связи с развитием представлений об идеальном гражданине, о его фамильных и гражданских качествах, добродетелях, обязанностях. Еще Катон, говоря о предках, рисовал идиллический образ земледельца (Катон у «О земледе­лии», 2), а Саллюстий считал, что в эпоху расцвета римской респуб­лики граждане соревновались друг с другом не богатством и надмен­ностью, но славными деяниями на пользу отечеству (Саллюстий, «Заговор Катилины», 7, 1-7). С древнейших времен и до времени Цицерона обще­ственно-политическая деятельность как необходимая черта облика идеаль­ного гражданина оставалась обязательным условием теоретических постро­ений подобного рода. Но так как в Риме признанием, апробацией этой деятельности со стороны самого общества был «почет» (honor), то по­нятие нравственно-прекрасного, перешедшее из греческих философских систем, превращается на римской почве в honestum , что и было для Цицерона само собой разумеющимся переводом греческого термина то xaXov .

Другой термин - понятие стоической этики xaO ^ xov («должное») - Цицерон переводит словом officium (обязанность). В письмах к Атти­ку он говорит: «Не сомневаюсь, что «должное» - это «обязанность»; раз­ве только ты предложишь что-нибудь другое, но название «Об обязан­ностях» полнее» (Att ., 16, 11, 4). Кстати говоря, подобный перевод Цице­рон давал уже и в своих более ранних произведениях (Fin ., 3, 20).

Учение о «должном» свидетельствовало о смягчении ригоризма Старой Стой, видимо, в связи с приспособлением к задачам прикладной морали. Между идеалом «блаженного» (мудрец) и «порочного» человека ставится теперь фигура человека «стремящегося» (тсрохотгтоуу), а между благими действиями и пороком - надлежащий поступок, «должное» (то xocaHjxov).

Это так называемые «средние действия» ((xsaa), которые еще Зенон назы" вал xa & Yjxovxa . Есть основания полагать, что эта тенденция получила дальнейшее и наиболее полное развитие у представителей Средней (рим­ской) Стой и, в частности, в труде Панэтия «О должном» (nrepi то5 xa & Yjxovrog).

Термин « officium », которым решил воспользоваться Цицерон, имел в Риме практический и вполне конкретный характер, да и сам Цицерон не понимал его отвлеченно, в смысле какого-то общечеловеческого долга. Его больше занимал вопрос, насколько приложим этот термин к госу­дарственным обязанностям. «Разве мы не говорим,- обращался он к Ат­тику в цитированном уже письме (16, 14, 3),- «обязанность консулов», «обязанность сената», «обязанность императора»? Значит прекрасно под­ходит, или же дай лучшее». Трактат же Цицерона «Об обязанностях» имеет в виду, как уже говорилось, обязанности не человека вообще, но обя­занности римского гражданина, достойного члена римской общины.

Такова интерпретация двух основных понятий интересующего нас трак­тата: нравственно-прекрасное (honestum) и должное, обязанность (offi ­ cium). Каково же соотношение этих двух понятий?

По мнению Цицерона, существуют четыре источника, или четыре «ча­сти», того, что считается нравственно-прекрасным (Off ., 1, 15). Эти четыре части в дальнейшем выступают как четыре основные добродетели стоической этики. Очевидно, Панэтий не внес ничего существенно нового в старостоическое учение о добродетелях, и лишь в незначительно из­мененном виде оно перешло в трактат «Об обязанностях». В интерпрета­ции Цицерона эти добродетели выглядят следующим образом: на первом месте стоит познание истины (cognitio), затем следует «двуединая» доб­родетель - справедливость и благотворительность (iustitia и beneficen - tia), затем величие духа (magnitudo animi) и, наконец, благопристой­ность, умеренность (decorum). Из каждой основной добродетели вытекают определенные (и сугубо практические) обязанности. Это и есть обязанно­сти, предписываемые стремлением к главной и конечной цели - к вые* шему благу.

Мы не будем заниматься подробным анализом всех названных выше добродетелей. Достаточно остановиться лишь на той, которая представляет для нас наибольший интерес и которую сам Цицерон считает как бы «наи­более широким понятием» (latissime patet еа ratio .- Off ., 1, 20). Речь идет о «двуединой» добродетели - справедливость и благотворитель­ность - и вытекающих из нее обязанностях гражданина. Следует отме­тить, что Цицерон неоднократно подчеркивает общественный, соци­альный характер этой добродетели. Все пространное рассуждение, ей посвященное, обрамляется высказываниями о ее общественном значении - подобные высказывания и предваряют, и заключают рассуждение в це­лом (Off ., 1, 20; ср. 60). Следовательно, обязанности, вытекающие из этой «двуединой» добродетели, тоже должны считаться обязанностями общественными, социальными. В конце первой книги Цицерон даже ут­верждает, что обязанности, вытекающие из «общественного начала» (ех communitate), больше «соответствуют природе» (aptiora esse naturae), чем обязанности, вытекающие из познания (ex cognitione .- Off ., \> 153).

Чрезвычайно интересно определение существа справедливости (iusti - tia), которое дает Цицерон. «Первое требование справедливости в том, чтобы никому не наносить вреда, если только тебя не вызвали на это несправедливостью; затем в том, чтобы пользоваться общественной [собственностью] как общественной, а частной - как своей» (Off ., 1, 20). В этом определении наиболее важна для нас вторая его часть, где сфор­мулировано отношение Цицерона к проблеме собственности.

Частной собственности от природы не бывает, говорит Цицерон, она возникает либо путем оккупации незаселенных земель, либо вследствие победы на войне, либо благодаря законам, договорам, жеребьевке. Го­сударство и собственность изначала связаны друг с другом, и охрана собственности, как учил еще Панэтий, есть причина образования госу­дарства. И частная, и государственная собственность закрепляются тем или иным историческим актом, приобретающим затем силу закона. Кто завладевает чужой собственностью, утверждает Цицерон, тот нарушает и оскверняет права человеческой общности (Off ., 1, 21).

Итак, Цицерон выступает в качестве защитника и «охранителя» не только частной, но и государственной собственности. Это типично для античного мировоззрения. Самое существо человека как xotvcovtx - ov ? o) ov и смысл цицероновой формулы «пользоваться общественной [собствен­ностью] как общественной, а частной - как своей» требуют не только охранения собственности, но и активного содействия благу всего госу­дарства своей деятельностью и своим имуществом. Мы рождены, говорит Цицерон, ссылаясь на Платона, не только для самих себя, но какую-то часть нас по праву требует отечество, другую часть - друзья. Все, что родит земля,- все это предназначено для пользы людей; люди же, в свою очередь, тоже рождены для людей, дабы они могли приносить поль­зу друг другу, поэтому, следуя природе, необходимо трудиться для об­щего блага, употребляя все силы и способности на то, чтобы теснее свя­зать людей в единое общество (Off ., 1, 22).

Далее Цицерон переходит к рассуждению о двух видах несправед­ливости. С его, точки зрения, существует несправедливость не только тех, кто ее причиняет, но и тех, кто не оказывает помощи потерпевшим несправедливость. Для борьбы с несправедливостью надо понимать при­чины зла. Обычно причинами проявления несправедливости бывают страх, жадность к деньгам, честолюбие, жажда славы. Однако забота о своем имуществе,- снова подчеркивает Цицерон,- если только она не вредит другому, вовсе не порок. Обдуманная несправедливость должна караться более сурово, чем внезапный аффект. Мотивы, мешающие борьбе с несправедливостью, бывают, как правило, узкоэгоистического характе­ра, это - леность, нерадение, боязнь неприятностей, нежелание участво­вать в общественной деятельности (Off ., 1, 23-39). Таким образом, в ос­нове учения Цицерона о справедливости и несправедливости лежит не­кое представление о неприкосновенности собственности, и потому первейшая обязанность заключается в соблюдении и охране этой неприкосновен­ности. Вот почему Цицерон был всегда ярым противником всяких tabulae novae (кассация долгов), всяких аграрных законов и вообще всяких втор­жений в священную область собственности.

Определенный интерес в рассуждениях Цицерона, относящихся к обя­занностям, вытекающим из понятия справедливости, представляет раздел трактата, посвященный «военной морали». Основные положения Цице­рона таковы: война может быть только вынужденным актом и допусти­ма лишь в тех случаях, если переговоры не дают никаких результатов. Причина подобных войн только одна: оборона своего государства, цель же их-прочный мир. В обращении с побежденными следует проявлять 4 человечность; сдавшиеся на милость победителя безусловно имеют право на пощаду. Приводя примеры из истории древнего Рима, Цицерон про­славляет предков за то, что они считали войну справедливой лишь тогда, когда при ее объявлении были соблюдены все установления фециального права.

В некотором противоречии с этими высказываниями Цицерон допуска­ет (хоть и с оговорками относительно причин) войны, которые ведутся ради укрепления власти и славы (Off ., 1, 38). Это результат убежден­ности во «всемирно-исторической миссии» Рима (вслед за Полибием и Посидонием). Так вырисовывается новая обязанность, новая черта обли­ка идеального гражданина - обязанность воина, защитника могущества римского государства. А если учесть, что наряду с этим превозносится мирная жизнь и занятие сельским хозяйством, причем говорится, что это самое приятное и самое достойное занятие для свободного человека (Off ., 1,151), то возникает давно уже знакомый - со времен Катона Цензория-¦ староримский идеал земледельца и воина.

Рассуждение о справедливости заканчивается упоминанием о рабах, по отношению к которым, по мнению Цицерона, тоже следует проявлять справедливость. Однако эта справедливость трактуется довольно своеоб­разно: к рабам следует относиться как к «наемникам» (lit mercenariis), т. е. требовать от них работы и предоставлять то, что им «полагается» (Off ., 1, 41). К облику vir bonus , облику земледельца и воина, до­бавляется еще одна немаловажная черта - обязанность «справедливого» хозяина, владельца рабов.

Другой «частью», или стороной, социальной добродетели следует счи­тать благотворительность (beneficentia), которую еще можно опреде­лить как доброту (benignitas) или, щедрость (liberalitas .- Off ., 1, 20). Пе­реходя к рассуждению о благотворительности, Цицерон отмечает прежде всего, что нет ничего более соответствующего человеческой природе. Но применение этой добродетели на практике требует определенной осторож­ности. Цицерон делает три предупреждения: 1) благотворительность (или щедрость) не должна ни вредить тому, по отношению к кому ее проявляют, ни идти за счет других людей; 2) не должна превышать средств самого благотворителя и 3) должна распределяться в соответствии с достоин­ством того, по отношению к кому ее проявляют (Off ., 1, 42-43). Все это еще раз напоминает нам, что жизнь наша проходит в обществе. И дальше следует чрезвычайно любопытная оговорка: «Но поскольку мы живем не среди совершенных и без исключения мудрых людей, а среди таких, для которых вполне достаточно, если они являются отображением добродетели, то, по моему мнению, надо также понять, что нельзя пол­ностью пренебрегать ни одним человеком, в котором могут проявиться хотя бы малые признаки такой добродетели» (Off ., 1, 46).

После этого Цицерон приступает к развитию затронутой выше мы­сли: жизнь наша проходит в обществе. Подчеркивается, что общество связывает людей союзом, разумом, речью (societas , ratio , oratio); этим люди и отличаются от зверей. Человек обязан помогать человеку, но средства отдельных лиц невелики, и потому необходима градация бла­готворительной деятельности. Она должна быть установлена в соответ­ствии с существующими степенями общности людей. Таких степеней не­сколько. Не говоря уже о понятии человечества в целом, можно указать на такие более тесные связи: общность племени, происхождения, языка, затем - гражданской общины. Еще более тесной связью следует считать семью. Это первоначальная ячейка общества; из нее вырастает государ­ство. Тезис о развитии государства из семьи был со времени Аристотеля locus classicus , и Цицерон тоже представляет себе государство как не­кий естественно образовавшийся и разросшийся организм (Off ., 1, 50-53. cf . 3, 22).

Цицерон подходит к центральной части своего рассуждения о благо­творительности. Он устанавливает теперь градацию обязанностей в зави­симости от различных форм или степеней человеческой общности. «Из всех общественных связей,- говорит он,- для каждого из нас наиболее важны, наиболее дороги наши связи с государством. Дороги нам роди­тели, дороги дети, родственники, близкие друзья, но отечество одно ох­ватило все привязанности всех людей. Какой честный человек поколеблет­ся пойти за него на смерть, если он этим принесет ему пользу?» (Off ., 1, 67). И здесь же приводится некая шкала этих обязанностей, располо­женных в зависимости от их значимости: на первом месте стоят обязанно­сти по отношению к отечеству и родителям, затем - к детям, семье и, наконец, к родственникам и друзьям (Off ., 1, 58). Так к характерным чертам и обязанностям идеального гражданина прибавляется еще одна и, пожалуй, наиболее специфически римская черта (обязанность): pietas , т. е. особое, почти благочестивое отношение к отечеству, семье, близким.

Рассуждение Цицерона о благотворительности снова содержит в себе моменты, свидетельствующие о том, что он следовал стоикам «по преиму­ществу», но отнюдь не полностью. Например, приводившееся выше сооб­ражение относительно жизни в обществе, т. е. о том, что мы живем не среди мудрецов и совершенных людей, а потому должны ценить имею­щих более скромные достоинства, гораздо ближе к академической систе­ме, ко взглядам Антиоха (учение о tria genera bonorum), чем к риго­ристическим установкам стоиков, даже в их смягченном и модифициро­ванном римской Стоей варианте.

Таковы основные наблюдения, которые могут быть сделаны в отношен нии облика «идеального гражданина» на основании рассуждений Цицеро­на о «двуединой» социальной добродетели - справедливости и благотво-* рительности. Что касается анализа других кардинальных добродетелей, то выводимые из них Цицероном обязанности относятся скорее к его пред­ставлениям об облике государственного деятеля, руководителя государства.

Равным образом анализ второй книги трактата ничего не может, на наш взгляд, прибавить принципиально нового к общему облику, к ха­рактерным чертам и обязанностям «идеального гражданина». Если пер­вая книга трактата посвящена определению нравственных норм и выте­кающих из них обязанностей, то во второй книге речь идет о практи­ческом применении этих норм, т. е. о применении их в сфере «полезного» При этом Цицерон считает, что противопоставление «нравственно-пре­красного» и «полезного» (honestum и utile) есть величайшее заблуждение. Отсюда вывод: «что нравственно-прекрасно, то, тем самым, уже и полез­но»,- вывод, подсказанный Новой Академией (в дальнейшем это подчер­кивается самим Цицероном.- Off ., 2, 10; 3, 20). Этим же путем вся дея­тельность в сфере полезного «увязывается» с основными добродетелями, определенными в первой книге, например: «кто захочет снискать истин­ную славу справедливого человека, тот должен выполнять обязанности, налагаемые справедливостью»,-и тут же разъяснено: «каковы они - было сказано в предыдущей книге» (Off ., 2, 43).

В заключение очень коротко о политических тенденциях трактата. Несомненно обстановка, сложившаяся в Риме после убийства Цезаря, нашла в трактате свое отражение. Для трактата характерна достаточно явная и резкая антицезарианская направленность. Об Антонии здесь нет еще ни слова, но это и понятно: произведение Цицерона было завершено (или оставлено), по существу, в самом начале развертывающейся борьбы, накануне решающих событий. Тем не менее новые опасения автора отра­жены в трактате: речь должна идти, по-видимому, не только и даже не столько о его антицезарианской направленности (в персонифицирован­ном смысле), сколько об общих антитираннических тенденциях. В этом и выразился прежде всего поворот в настроении и оценке си­туации самим Цицероном: от кратковременных радужных надежд, через разочарование и скепсис - к страху перед неизбежностью новой тираннии.

Еще в самом начале трактата подчеркивается, что слова Энния: «Нет священной общности, нет и верности при власти царской» - убедительно подтверждены примером Цезаря, который ради своего господства и пер­венствующего положения безрассудно преступил «все божеские и челове­ческие законы» (Off ., 1, 26). Его благотворительность и щедрость, как и Суллы, не могут быть названы ни истинными, ни справедливыми, ибо, награждая деньгами и имуществом одних, они оба отнимали все это у дру­гих, причем как раз у законных владельцев (Off ., 1, 43).

Во второй книге положение римского государства рисуется самыми мрачными красками. Цезарь постоянно именуется тиранном, поправшим и законы, и свободу, гибель его вполне заслужена, в некотором отношении он даже хуже Суллы, ибо вел войну по несправедливой и недопустимой причине, а после своей отвратительной победы не только лишил имущества отдельных граждан, но и целые общины. Вот почему если и сохранились еще стены великого Города, то государство (res publica) было утрачено полностью (Off ., 2, 26-29). А. раз государство погибло, перестало су­ществовать, то уже нет места ни праву, ни красноречию, нет возмож­ности принимать участие в общественной жизни. Именно по этим причи нам пришлось автору трактата - дабы не предаться тоске или, наоборот, недостойным наслаждениям - заняться философией (Off ., 2, 2-4; ср. 2, 65-67).

Крайне резко осуждает Цицерон и программу популяров, вождем ко­торых столь недавно выступал Цезарь. В соответствии с требованиями этой программы подрывались самые основы государства: так, например, землевладельцы несправедливо сгонялись с занимаемых ими участков; осо­бенно же нетерпимы были неоднократные попытки разрешить долговую проблему путем кассации долгов (Off ., 2, 78; 84).

В третьей книге снова повторяются утверждения о гибели государ­ства, уничтожении сената и правосудия. Снова оправдывается и даже при­знается не противоречащим нравственно-прекрасному убийство тиранна (Off ., 3, 19; ср. 3, 90) и, наконец, высказывается следующее суждение: «Вот перед тобой человек, страстно пожелавший быть царем римского на­рода и властелином над всеми племенами и достигший этого! Если кто-нибудь говорит, что это страстное желание прекрасно в нравственном отно­шении, то он безумен: ведь он одобряет уничтожение законов и свободы и признает их мерзкое и отвратительное упразднение достославным. Но если кто-нибудь заявит, что в государстве, которое свободным было и быть должно, царствовать дурно в нравственном отношении, но полезно тому, кто смог бы осуществить это, то какой бранью, вернее, каким порицанием следовало бы мне попытаться рассеять это столь глубокое заблуждение?» И, заключая это свое высказывание, которое снова должно подтвердить единство нравственно-прекрасного и полезного, Цицерон именует захват единоличной власти, т. е. тираннию, государственной изменой, «убийством отечества» (Off ., 3, 83).

Из всего сказанного ясно, насколько все же была сильна ненависть Цицерона к политическому режиму, установленному Цезарем (да и к лич­ности самого диктатора), тем более что ко времени работы над трактатом «Об обязанностях» в римской политической действительности, как мы знаем, сложилась ситуация, явно намекающая на возможность возрождения подобного режима. Вот почему, желая - хотя бы в принципе, в «теории» - нечто противопоставить той действительности, которую он не хотел и не мог принять, Цицерон создает в своем трактате идеализированный образ римского гражданина (vir bonus), гражданина, как он называл, «свобод­ного государства» (res publica libera). Этот образ - одна из централь­ных, ведущих идей произведения в целом.

С. Утченко

Цицерон в годы гражданской войны 49-45 гг. и диктатуры Цезаря. Диалоги «О старости» и «О дружбе»

Сокровенные мысли и настроения Цицерона, его политические сообра­жения и оценка положения в Римском государстве нашли яркое отражение в его письмах, отличающихся большими литературными достоинствами, остроумием и юмором, иногда горьким, точным изложением мыслей и опи­санием переживаний их автора. Письма содержат множество ценных све­дений по истории Рима, а также и по истории культуры. Из обширной переписки Цицерона с друзьями, политическими единомышленниками и противниками, должностными лицами, родными и знакомыми до нас дошло 931 письмо; около девяти десятых этого числа писем написано им самим и только одна десятая - его корреспондентами. Некоторая часть писем Цицерона утрачена; кое-какие письма, упоминаемые в источниках, в до­шедших до нас сборниках его писем отсутствуют.

Главным корреспондентом Цицерона был Тит Помпоний Аттик, его ближайший друг, богатый римский всадник (см. «О старости», прим. 1). Сборник писем «К Аттику» содержит 454 письма: письма Цицерона к Аттику, письма разных лиц к Цицерону и, в виде приложения, письма некоторых лиц к другим лицам. Во времена особенно тревожные, напри­мер, во время гражданской войны, Цицерон пишет Аттику ежедневно и даже дважды в день. «Я говорю с тобой, словно сам с собой»,- писал он ему 2 марта 49 г. (Письма к Аттику* VIII , 14, 2; письмо № 346 по изд. АН СССР; ср. «О дружбе», 22). Ценность этих документов для науки неоспорима. Современник и биограф Аттика, историк Корнелий Не-пот писал: «Тому, кто прочтет письма Цицерона к Аттику, не будет осо­бенно нужно прочитать связную историю тех времен» («Аттик», XVI). Не менее ценна для историка и литературоведа и переписка Цицерона с другими лицами.

Письма Аттика к Цицерону до нас не дошли, и о его взглядах и со­ветах мы можем судить только по ответам и возражениям Цицерона. Возможно, что переписка Цицерона была опубликована в годы правления Октавиана Августа и что в этом участвовал сам Аттик, который и унич­тожил свои уцелевшие письма к Цицерону, дабы не скомпрометировать себя в глазах принцепса. В публикации писем Цицерона «К близким»,

Далее ссылки на эти письма будут даваться в тексте так: Att . несомненно, участвовал и Тирон, вольноотпущенник Цицерона, преданный ему человек (Письма к близким *, XVI , 5, 5; п. 770), а также сын оратора - Марк Цицерон 1 .

Тревогу за судьбы римсхоп государства и страх перед надвигавшейся гражданской войной 2 Цицерон испытывал, еще находясь в Киликии как проконсул. В августе 50 г. он пишет Марку Целию Руфу: «Положение в государстве меня чрезвычайно тревожит... Цезарю я желаю почестей, за Помпея готов умереть; тем не менее дороже всего мне отечество» (Fam ., II , 15, 3; п. 274).

Уже возвратившись в Италию, Цицерон писал Аттику 9 декабря 50 г.: «В настоящее время люди сражаются за власть; государство в опасности... Я согласен с Гнеем Помпеем... Но самого Помпея буду скло­нять к согласию» (Att ., VII , 3, 4 ел.; п. 293). 16 декабря он сообщал ему: «За положение в государстве с каждым днем боюсь все больше и больше. Как решительно те римские всадники, те сенаторы, которых я ви­дел, порицают отъезд Помпея [в Кампанию для набора солдат]. Нужен мир. Победа принесет нам много бед и, конечно, тираннию» (Att ., VII , 5, 4; п. 295). В письме, написанном на следующий день, он говорит, что, по всеобщему мнению, лучше уступить Цезарю в вопросе о его заочном соискании консулата на 49 г.; сам он спрашивает, почему признали нуж­ным оказать Цезарю противодействие только теперь и почему ранее ему попустительствовали в его стремлении к власти, продлив ему в 55 г. срок наместничества в Галлиях. Он прибавляет, что надо сделать все воз­можное, чтобы избежать кровопролития, и что ему самому нельзя в такое время отходить от Помпея (Att ., VII , 6, 2; п. 296).

В конце декабря 50 г. он отвечает Аттику: «Ты спрашиваешь, есть ли какая-нибудь надежда на примирение. Насколько я понял из пространных рассуждений Помпея, нет и желания. Он думает, что если Цезарь будет избран в консулы даже после роспуска его войск, то в государстве тем не менее произойдут потрясения» (Att ., VII , 8, 4; п. 298). 12 января 49 г., когда разрыв между сенатом и Цезарем фактически уже произошел, Цицерон пишет Тирону: «Государство еще никогда не было в большей опасности; у бесчестных граждан еще никогда не было более подготовлен­ного полководца... Впрочем, и на этой стороне делаются самые тщатель­ные приготовления... Это происходит благодаря авторитету и стараниям нашего Помпея, который поздно начал бояться Цезаря» (Fam ., XVI , 11, 3; п. 300).

• 1 /. Carcopino. Les secrets de la correspondance de Ciceron. Paris . 1947. T. I, Introduction,
  p. 9-65; t. II, p. 217-458. K. Kumaniecki. Cicerone e la crisi della Repubblica Romana. Roma. Centro di Studi Ciceroniani. 1972, p . 452-517.
• А. И. Доватур. Античные сборники писем Цицерона. «Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту». Перевод и комментарии В. О. Горенштейна, т. I , стр. 403-412. М.-Л., Изд. АН СССР, 1949.
• О Цицероне-сыне см. ниже, стр. 209.
• Переписка Цицерона и исторические события датированы: до 1 января 45 г. до н. э.- по старому лунному календарю; после 1 января 45 г.- по солнечному (Юлианскому) календарю.
• 2 Н. Gelzer. Cicero . Ein biographischer Versuch. Wiesbaden , 1969, S. 243 ff, С. Л. Уг -
  ченко. Цицерон и его время. М., 1972, стр. 258 ел.

Несмотря на свои колебания и недоверие к Помпею, Цицерон в янва­ре 49 г. все-таки принял его предложение выехать в Кампанию, ведать ее приморской полосой и следить за набором солдат (Att ., VII , 11, 5; п. 303). О глубокой тревоге Цицерона говорит и его письмо к Аттику от 22 января, написанное уже после того, как Рим был оставлен сенато­рами, консулами и Помпеем: «Ты видишь, насколько неспособен как воена­чальник наш полководец; ... о том, насколько он лишен предусмотри­тельности, свидетельствуют сами события. Ведь любое соглашение было бы лучше, чем это бегство. Что думает он теперь, не знаю. Бесспорно, он - сама трусость, сама беспорядочность. И вот ни гарнизона, ни места для расположения гарнизона... Для соглашений время упущено... Во всяком слу­чае, мы или наш полководец довели дело до того, что, выйдя из гавани без кормила, отдались во власть буре» (Att ., VII , 13, 1-2; п. 306).

Таково и его письмо к Тирону от 26 января 49 г.: «В какой опасно­сти существование мое и всех честных граждан, как и существование государства, ты можешь знать на основании того, что мы оставили свои дома и даже отечество на разграбление и сожжение... Я не согласился принять большее назначение, дабы мои советы сильнее действовали на Цезаря и склоняли его к миру. Но если будет война, то я скорее всего буду начальствовать над лагерем и легионами» (Fam ., XVI , 12, 1; 5; п. 312).

Порицая действия Помпея, Цицерон 17 февраля пишет Аттику: «По-моему, ни в одной стране ни один правитель государства или полководец никогда не совершал ничего более постыдного, чем то, что совершил наш друг. О его участи я скорблю. Он оставил Рим, то есть отечество, за которое и в котором было бы прекрасно умереть. Я... вскоре покину морское побережье и буду ожидать Афрания и Петрея [помпеянцы]... Написав это письмо при свете того же светильника, на котором я сжег твое, выезжаю из Формий к Помпею. Если речь будет о мире, то при­несу пользу; если о войне, то кем я буду?» (Att ., VIII , 2, 2 ел.; п. 330). 18 февраля Цицерон сетует: «Наш Помпеи ничего не сделал ра­зумно, ничего храбро, ничего, прибавлю я, такого, что не было бы противно моему совету и авторитету. Умалчиваю о давнишнем: он Цеза­ря вскормил, возвеличил, вооружил против государства, способствовал ему в проведении законов путем насилия и вопреки знамениям, присоеди­нил Дальнюю Галлию [как его провинцию]» (Att ., VIII , 3, 3; п. 332). 24 февраля он пишет: «Помпеи вскормил Цезаря и его же вдруг начал бояться; ни одного условия мира не одобрил; для войны ничего не под­готовил; Пиценскую область потерял по своей же вине; забился в Апулию; стал собираться в Грецию, не обратившись к нам и не привлекая нас к участию в его столь важном, столь неожиданном решении» (Att ., VI Н, 8, 1; п. 338).

Осуждая обе воюющие стороны, Цицерон писал Аттику 27 февраля 49 г.: «К господству стремились они оба, не старались о том, чтобы граждане были счастливы и жили в почете. И Помпеи оставил Рим не потому, что не может его защищать, и Италию не потому, что его вы­тесняют из нее. Вот что думал он с самого начала: вызвать волнения во всех странах, на всех морях, поднять царей-варваров, привести в Италию вооруженные дикие племена, собрать огромные войска. Создать такое сулланское царство он уже давно стремится... Ты увидишь, что бли­жайшим летом несчастная Италия будет растоптана и потрясена войсками обоих противников, когда соберутся рабы. Не так страшна проскрипция, о которой возвещают в Луцерии [у Помпея], как гибель всего государст­ва» (Att ., VIII , 11, 2; 4; п. 341). В начале мая 49 г. Цицерон писал Марку Целию Руфу: «Пожалуйста, верь мне: после всех этих несчастий я стремлюсь только к тому, чтобы люди, наконец, поняли, что я предпо­читал один только мир; что я, отчаявшись в нем, более всего хотел избе­жать гражданской войны» (Fam ., II , 16, 3; п. 390).

О стараниях Цицерона добиться мира между сторонами свидетельству­ет и Плутарх: «Но беда была неотвратима. Цезарь двинулся на Рим, а Помпеи в сопровождении лучших граждан бежал без всякого сопро­тивления» (Плутарх, «Цицерон», XXXVII . Взять на себя задачу прими­рить стороны просили Цицерона также сторонники и агенты Цезаря - Луций Корнелий Бальб и Гай Оппий (Att ., VIII , 15а; п. 344; IX , 7а; п. 355).

Сам Цезарь тоже хотел видеть Цицерона на своей стороне и сообщил ему об этом в марте 49 г. (Att ., IX , 6а; п. 357); Цезарь желал «поль­зоваться его советом, влиянием, высоким положением, помощью во всем». В своем ответе Цезарю (Att ., IX , 11а; п. 365) Цицерон пытается склонить Цезаря к восстановлению мира в стране и заверяет его в своей лояль­ности и нейтралитете. Позднее, при свидании с Цезарем во второй поло­вине марта, Цицерон проявил твердость и отказался поддерживать в се­нате его требования (Att ., IX , 18, 1; п. 374).

3 марта 49 г. Цицерон писал Аттику: «Ведь опасность - в гневе обо­их противников; победа же настолько неопределенна, что худшее дело [победа Цезаря] кажется мне подготовленным... Размышления о долге ме­ня терзают и терзали до сего времени. Более осторожно, конечно, ос­таться [в Италии]; более честным считают переправиться [в Эпир, к Помпею]» (Att ., VIII , 15, 2; п. 347).

Особую опасность Цицерон видит в возможной победе Цезаря: «Что происходит? Об императоре римского народа говорим мы или о Ганниба­ле? О, безумный и жалкий человек, никогда не видевший даже и тени прекрасного! И все это он, но его словам, делает ради сохранения до­стоинства! Но где же достоинство, если не там, где нравственная красо­та? В нравственном отношении прекрасно, следовательно, иметь войско без официального решения, занимать города, дабы облегчить себе доступ в отечество, задумать отмену долгов, возвратить изгнанников, совершить сот­ни других преступлений, «чтоб высшую богиню - власть иметь»..?» (Att ., VII , 11, 1; п. 303). Цицерон сравнивает Цезаря с прославившимся сво­ей жестокостью агригентским тиранном Фаларидом (Att ., VII , 12, 2; п. 304).

Не менее жестоким считает он и Помпея: «Что за угрозы муниципиям,. поименно честным мужам, наконец, всем, кто останется в Италии! Как часто пресловутое: ,Сулла смог, а я не смогу?"... Душа Помпея уже дав­но сулльствует и проскрипствует» (Att ., IX , 10, 2; 6; п. 364). «Помпеи - одни только проскрипции, одни только суллы» (Att ., IX , 11, 3; п. 366). Но Цицерон все-таки отдает предпочтение Помпею: «За царскую власть происходит борьба; в ней обращен в бегство более умеренный царь, более честный и более бескорыстный» (Att ., X , 7, 1; п. 385).

О подавленном настроении Цицерона можно судить по следующим двум его письмам к Аттику от мая 49 г.: «О, несчастная жизнь! Бояться так долго - зло большее, чем то, чего боишься» (Att ., X , 14, 1; п. 396). «Видел ли ты более несчастного человека? Не говорю большего, дабы-не терзать также и тебя, сам мучусь из-за того, что пришло время, ког­да я уже ничего не могу сделать ни храбро, ни благоразумно» (Att ., X , 18, 3; тт. 400).

Несмотря на весь свой страх перед возможной победой Помпея, Ци­церон все же признал ее меньшим злом, чем возможная победа Цезаря г и, нарушив прямой запрет Цезаря (Att ., X , 8; п. 388), в июне 49 г. отплыл из Кампании, ускользнув от надзора цезарианцев, призывавших. его оставаться нейтральным (Att ., X , 8а, 10; п. 388; 10, 2; п. 391; 12, 1; п. 393), и прибыл в Эпир, где стояли войска Помпея. При этом решении должно было иметь значение и то обстоятельство, что Цицерон, выходец из всаднического сословия, как консуляр и сенатор, читал своим долгом быть на стороне сената, «нашего сословия» (Fam ., XV , 2, 4; п. 220; «Об обязанностях», II , 63), в его столкновении с Цезарем.

По свидетельству Плутарха («Цицерон», XXXVIII), в Эпире Пом­пеи не прибегал к услугам Цицерона ни в одном важном деле, а тот не скрывал своего сожаления о переходе на его сторону, за его спиной порицая его планы и позволяя себе остроты на его счет (Макробий, «Сатурналии», 2, 3, 7). В мае 48 г. зять Цицерона, цезарианец Публий Корнелий Долабелла, писал ему из лагеря Цезаря под Диррахием и сове­товал ему, ввиду безнадежности дела Помпея, либо перейти на сторону Цезаря, либо удалиться в Афины или в какой-нибудь другой город, которого не коснулась гражданская война (Fam ., IX , 9; п. 405).

После сражения под Диррахием, в котором Помпеи нанес поражение Цезарю, 9 августа 48 г. под Фарсалом, в Фессалии, произошло сражение, окончившееся разгромом сил Помпея. Помпеи бежал в Египет, где был предательски убит 29 сентября.

Цицерон, по нездоровью не принимавший участия в военных действиях под Диррахием, не участвовал и в походе Помпея в Фессалию. Когда в Эпире узнали о поражении Помпея и о его бегстве, Цицерон отказался принять командование войсками, на что он имел право как консуляр. Он даже пожелал покинуть ряды воюющих, за что сын Помпея едва не обна­жил против него меча. Марк Порций Катон отпустил Цицерона в Италию, где он, хотя и был консуляром и проконсулом, жил в Брундисии как политический изгнанник, ожидая возвращения Цезаря, который один мог решить его судьбу.

Дошедшие до нас письма Цицерона из Брундисия говорят о его подав­ленном настроении и тревоге за общее положение, за себя и свою семью. Так, 27 ноября 48 г. он писал Аттику: «В том, что я отошел от войны, я никогда не раскаивался: жестокость была в них [помпеянцах] столь сильна, союз с варварскими племенами столь силен, что проскрипцию составляли не поименно, а по родам и было решено объявить после побе­ды имущество, принадлежащее всем вам, добычей Помпея» (Att ., XI , 6, 2; п. 412).

При возвращении Цезаря в Италию по окончании александрийской вой­ны Цицерон выехал навстречу победителю, прибывшему в Тарент в сен­тябре 47 г. Цезарь обошелся с Цицероном милостиво и разрешил ему возвратиться в Рим (Плутарх, «Цицерон», XXXIX), куда он прибыл в октябре 47 г. В Риме он оказался отстраненным от государственных дел, так как Цезарь вершил всем единолично. Там Цицерон «помирился со сво­ими старыми друзьями, то есть с книгами» (Fam ., IX , 1, 2; п. 454. Вар-рону). Это были годы вынужденного досуга (otium), отсутствия возмож­ности заниматься государственной деятельностью и выступать в суде. Тог­да же он написал ряд сочинений по риторике и философии.

Прощенный Цезарем Цицерон мог еще и еще раз оценить свой выбор во время гражданской войны. «В своем поступке я раскаялся - не столь­ко ввиду того, *что опасность угрожала лично мне, сколько из-за много­численных пороков, с которыми я столкнулся там, куда пришел: во-пер­вых, не было ни достаточных, ни боеспособных военных сил; во-вторых, если не говорить о полководце и о немногих других, остальные во время военных действий проявили алчность, а в высказываниях своих были так жестоки, что я приходил в ужас от мысли, что они могут победить» (Fam ., VII , 3, 2; п. 462, Марку Марию). «Знаю, ты всегда был со мной в горести, когда мы видели и огромное зло от гибели войска одного из противников, и вершину всех зол - победу в гражданской войне, а я, пра­во, даже боялся победы тех, к кому мы пришли» (Fam ., IX , 6, 3; п. 468, Варрону) 3 . В сентябре 46 г. Цицерон пишет Авлу Цецине, находя­щемуся в изгнании в Сицилии: «Вначале я предостерегал Помпея от союза с Цезарем, впоследствии - от разрыва с ним. Я видел, что союз ослаблял силы сената, а разрыв вел к гражданской войне» (Fam ., VI , 6, 4; п. 491). Помпеянцу Авлу Манлию Торквату, жившему в изгнании в Афинах, он пи­сал в январе 45 г.: «Хотя расстройство всех дел таково, что каждый глу­боко сожалеет о своей участи и предпочел бы быть где угодно, но только

• 3 Ср. Г. Юлий Цезарь. Записки о гражданской войне, III , 82 ел.; Плутарх, «Помпеи», LXVII .

Цицерон в годы гражданской войны. «О старости». «О дружбе» 181

не там, где находится, все же для меня несомненно, что для честного человека величайшее несчастье - пребывание в Риме... Не думаю, что мы тогда оставили отечество, надеясь на награды за будущую победу. Нам казалось, что мы исполняем, так сказать, законный и священный долг» (Fam ., VI , 1, 1; 3; п. 542). Он вскоре пишет ему же: «Нет человека, который не подумал бы о том, как сильно надо бояться гнева вооружен­ного победителя» (Fam ., VI , 4, 1; п. 544).

Положение Цицерона осложнялось тем, что ему приходилось оправды­ваться перед бывшими единомышленниками: «Ведь существуют люди, кото­рые, хотя моя гибель и не принесла бы пользы государству, считают преступлением то, что я жив; которым - я твердо знаю - кажется, что погибло недостаточно много людей...» (Fam ., VII , 3, 6; п. 462, Марку Марию).

Цицерон старается убедить себя в преимуществах своего отхода от государственных дел: «Кто не даст мне возможности, когда отечество ли­бо не может, либо не хочет пользоваться моими услугами, вернуться к той жизни, которую многие ученые люди, быть может, и неправильно, считали все же заслуживающей предпочтения даже перед государственной деятель­ностью? Почему бы мне не предаться, с согласия государства, занятиям, ко­торые, по мнению великих людей, могут освобождать нас от общественных обязанностей?» (Fam ., IX , 6, 5; п. 468). Цицерон писал это Марку Терен-цию Варрону, который, занимаясь наукой больше, чем он сам, все-таки, как последовательный сторонник сената в 46 г. уехал в Испанию и при­соединился к сыновьям Помпея.

Прощенный и, казалось бы, обласканный Цезарем Цицерон был вы­нужден общаться с цезарианцами - «бывать на обедах у тех, кто над нами властвует,... быть рабом обстоятельств» (Fam ., IX , 7, 1; П. 461, ему же). Он поддерживает добрые отношения с цезарианцами Гирцием, Кассием и Долабеллой (Fam ., VII , 33, 1; п. 471; IX , 18, 1; п. 472). Он старается снискать доверие человека, называть которого по имени он избегает,- «того, в чьих руках власть» (Fam ., IX , 16, 3; п. 470), «того, кто могу­щественнее всех» (Fam ., IV , 13, 2; п. 478), т. е. диктатора Цезаря. Он ходатайствует перед ним о прощении или хотя бы об облегчении участи помпеянцев, находящихся в изгнании: Публия Нигидия Фигула, Квинта Лигария, Марка Клавдия Марцелла, Авла Цецины и др.

В сентябре 46 г. Цицерон пишет Лигарию: «Знай, весь труд, все уси­лия, заботы и рвение я трачу ради твоего восстановления в правах... По просьбе твоих братьев, я пришел рано утром к Цезарю и испытал всю оскорбительность и горечь доступа к нему и встречи с ним... Когда твои братья и близкие лежали у его ног, а я излагал все то, чего требовало твое дело, ... то не только из слов Цезаря, вполне благожелательных, но и по выражению его лица... я сделал вывод, что в твоем восстановле­нии в правах не может быть сомнений» (Fam ., IV , 9, 2; п. 490).

Консулу 51 г. Марку Марцеллу, жившему в изгнании в Митиленах, Цицерон советовал не считать себя в безопасности и, с согласия дикта­тора, возвратиться в Италию, так как «мечу дозволено все» (Fam ., IV , 9,

4, п. 488). Марцелл не ходатайствовал перед Цезарем о помиловании, за него хлопотали его родные.

В 46-45 гг. Цицерон шлет Авлу Цецине обнадеживающие письма с со­ветами о том, как ему добиться прощения у Цезаря (Fam ., VI , 6, 8; п. 491; 8, 1 ел.; п. 527; 7, 1 ел.; п. 532; 5, 2 ел; п. 537).

Особенно примечательны письма Цицерона к далекому от политики эпикурейцу Луцию Папирию Пету, полные горечи и иронии и в то же время сдобренные остротами; но это - смех сквозь слезы. Так, в июле 46 г., сообщив Пету о том, как к нему относятся Цезарь и близкие к нему люди, он пишет: «Все ненадежно, так как отошли от законности и ни за что нельзя поручиться. Неизвестно, каково будет все то, что зави­сит от доброй воли, не скажу - прихоти другого человека». Он тут же переходит к описанию званых обедов и вдается в гастрономические под­робности (Fam ., IX , 16, 3; п. 470). Письмо от августа 46 г. начинается с рассуждений о пирушках и яствах; далее Цицерон пишет: «Утром меня приветствуют многие честные мужи, правда, опечаленные, и нынешние ли­кующие победители; последние относятся ко мне весьма предупредительно, ласково и любезно. Как только приветствия схлынут, зарываюсь в литера­турные занятия... Отечество я уже оплакал сильнее и оплакивал дольше, чем любая мать - единственного сына» (Fam ., IX , 20, 3; п. 473). «Мы уже четыре года живы по милости, если это милость или жизнь - пережить государство 4 ... Произойдет все то, чего пожелают те, кто будет в силе, а сильным всегда будет оружие... Даже сам глава [Цезарь] не знает, что будет; ведь мы в рабстве у него, он - у обстоятельств» (Fam ., IX , 17, 1; 3; п. 477). В письмах от октября 46 г. Цицерон пишет Пету о народном юморе, о старших и младших патрицианских родах и о разных событиях в этой среде (Fam ., IX , 15; 21; п. 494 и 496).

В ноябре 46 г. он описывает пирушку у их общего знакомого Луция Волумния Евтрапела: «Я лег на ложе в девятом часу и вот царапаю на записных дощечках черновик этого письма к тебе. Ты спросишь, где? У Волумния Евтрапела, и выше меня на ложе Аттик, ниже Веррий. Ты удивишься тому, что наша кучка рабов так развеселилась? Что же делать мне? Живи - скажешь ты - литературными занятиями. Уж не думаешь ли ты, что я делаю что-либо иное?.. Ниже Евтрапела легла Киферида. Так на этой пирушке, скажешь ты, был Цицерон, тот, «на кого смотрели гре­ки и чей взгляд они ловили!» Я не думал, клянусь Геркулесом, что она будет. Но даже сократик Аристипп не покраснел, когда ему сказали, что он обладает Лайдой. «Обладаю я ею, не Лайда мною». По-гречески это звучит лучше... Пир доставляет мне удовольствие: на нем я говорю то, что падает на почву, как говорится, и превращаю вздохи в громкий смех» (Fam ., IX , 26, 1 ел.; п. 500). В июле 45 г. Цицерон в письме к Пету обсуждает двусмысленные выражения и непристойно звучащие сочетания вполне пристойных слов; оно содержит и цитаты из литературы (Fam ., IX , 22; п. 638).

Выражение «пережить государство» перекликается с выражением « amittere rem pub - licam » - «утратить государство, лишиться государственного строя», частым у Цице­рона, когда речь идет об опасной политической ситуации. Ср. Att ., I , 18, 6; п. 24; IV , 18, 2; п. 152; IX , 5, 2; п. 354; Q . fr ., I , 2, 15; п. 53; Fam ., VI , 2, 2; п. 580; XI , 27, 8; п. 784; речь к народу по возвращении из изгнания, 6; «Об обязанностях», II , 29; II филиппика, 51; См. Chr . Meier . Res publica amissa . Wiesbaden , 1966, S . 1 ff .; 267 ff .

Как известно, после победы, которую Цезарь в апреле 46 г. одержал под Тапсом над помпеянцами, находившимися в Африке, Марк Порций Катон покончил с собой в Утике, чтобы не сдаваться Цезарю. Несмотря на свою полную зависимость от последнего, Цицерон в 45 г. выпустил в свет памфлет под названием «Катон», в котором он прославлял этого не­примиримого деятеля. Марк Брут и Марк Фадий Галл выпустили в свет памфлеты такого же содержания. Цезарь и Авл Гирций ответили на них памфлетами под названием «Антикатон», в которых они возражали Ци­церону и другим (Att ., XII , 4, 2; п. 467; 41, 4; п. 593; 44, 1; п. 595; XIII , 27, 2; п. 608; 46, 2; п. 667; 50, 1; п. 671; 51, 1; п. 673; «Ора­тор», 35; Светоний, «Божественный Юлий», 56).

С полемикой о Катоне, возможно, связано письмо Цицерона к Фадию. Галлу: «Мне кажется, ты опасаешься, как бы нам не пришлось посмеять­ся сардоническим смехом. Но послушай - от записной дощечки руку прочь! Учитель [Цезарь] прибудет скорее, чем мы думали. Как бы он не отпра­вил катонианцев в катоний* [подземное царство]!» (Fam ., VII , 25, 1; п. 672).

В сентябре 46 г., в связи с тем, что Цезарь в собрании сената согла­сился помиловать Марка Марцелла и разрешил ему возвратиться из изгна­ния, Цицерон произнес в сенате речь с прославлением милосердия Це­заря 5 (речь по поводу возвращения Марка Марцелла; Fam ., IV , 4, 3; п. 492). Это было первое выступление Цицерона в сенате во времена дик­татуры Цезаря.

В сентябре 46 г. Цицерон произнес в доме у Цезаря речь в защиту изганника Квинта Лигария, о котором уже говорилось выше. Во время этого своеобразного суда Цезарь был и судьей, и стороной. Цезарь про­стил Лигария, но тот впоследствии оказался в рядах заговорщиков. Речь Цицерона в защиту Лигария была выпущена в свет в списках и принята благожелательно (Att ., XIII , 9, 2; п. 618; Плутарх, «Цицерон», XXXIX). Эта речь Цицерона дошла до нас.

В ноябре 45 г. Цицерон защищал перед Цезарем бывшего сторонника Помпея, тетрарха Галатии, царя Деиотара; его родственники обвинили его в заговоре на жизнь Цезаря, будто бы составленном им в 47 г., когда Цезарь проезжал через Галатию и воспользовался гостеприимством Деио­тара. Речь Цицерона дошла до нас. Исход дела Деиотара неизвестен.

В феврале 45 г. умерла Туллия, единственная и любимая дочь Ци­церона 6 . Это было для него тяжким ударом. Он писал Аттику 8 марта: «Ты хочешь, чтобы я оправился от этого горя... Все написанное об облегчении скорби я прочитал, находясь у тебя в доме. Но скорбь сильнее всякого утешения. Более того, я даже сделал то, чего до меня, конечно, не делал никто: стараюсь найти утешение в работе над литературным произведением; я тебе пришлю эту книгу» (Att ., XII , 14, 3; п. 651). Это сочинение Цицерона (Consolatio) до нас не дошло. Цицерон пожелал построить храм в память умершей дочери («апофеоз»), но его намерение осталось неосуществленным. Сервий Сульпиций Руф прислал Цицерону представляющее для нас большой интерес письмо, в котором он пытался утешить его в горе (Fam ., IV , 5; п. 560).

• 5 См. С. Л. Утченко. Указ. соч., стр. 279 ел.
• 6 См. М. Celzer. Op. cit., S. 290 ff.

Благоволение Цезаря к Цицерону (искреннее или показное) выразилось также и в том, что 19 декабря 45 г. Цезарь, в сопровождении большого числа близких ему людей и многочисленной охраны, посетил его в усадьбе в Кумах. «В беседе не говорилось ни о чем важном, много о литературе» (Att ., XIII , 52; п. 682).

В этой обстановке, сознавая свое бессилие изменить что бы то ни было, подвергаясь унижениям, испытывая на себе мнимую благожелательность Цезаря и его окружения, Цицерон, удалившись «в гавань философии» (Fam ., VII , 30, 2; п. 696), написал ряд произведений по риторике и философии: в 46 г.- «Парадоксы стоиков», «Подразделения речей», диалог «Брут» и трактат «Оратор»; в 45 г.- «Утешение», «О пределах добра и зла», «Учение академиков», «Тускуланские беседы», «О природе богов»; в 44 г.- «О предвидении», «О роке», «О старости» и, уже после убийства Цезаря, «О славе», «О дружбе», «Топики» и «Об обязанностях» (его пос­леднее произведение).

Цицерон не присутствовал 15 марта 44 г. в Помпеевой курии, когда там перед началом заседания сената был убит Цезарь, и о заговоре про­тив диктатора не знал (Fam ., X , 28, 1; п. 819; XII , 3, 1; п. 792; 4, 1; п. 818). Впрочем, он и ранее не скрывал своего желания, чтобы Цезарь-умер смертью тираннов (Att ., XII , 45, 3; п. 600; XIII , 40, 1; п. 664). По свидетельству историка Кассия Диона (44, 20, 4; 22, 4), убийцы Це­заря вышли из курии на форум с именем Цицерона на устах (см. II фи­липпику, 25; 28; 30; 34).

До нас дошла записка Цицерона, предположительно датируемая 15 мар­та 44 г. и, возможно, относящаяся к убийству Цезаря: «Поздравляю тебя, радуюсь за себя,... хочу знать, что ты делаешь и что происходит» (Fam ., VI , 15; п. 701, Луцию Минуцию Басилу).

После убийства Цезаря вся затаенная ненависть Цицерона к диктатору проявилась с особенной силой: в своих письмах, речах и философских произведениях он часто называет Цезаря царем или тиранном (см., напри­мер, Att ., XIII , 37, 2; п. 661; XIV , 6, 1 ел.; п. 709; 14, 4; п. 720; Fam ., VI , 19, 2; п. 652; XI , 5, 3; п. 810; 8, 1; п. 816; 27, 8; п. 784; XII , 1, 1 ел.; п. 754; ad Brut I , 4, 5; п. 865; II , 5, 1; п. 841; «Об обязанностях», I , 112; II , 23; III , 83 ел.).

Даже в начале 43 г. Цицерон в своих письмах к участникам убийства Цезаря, Гаю Кассию Лонгину и Гаю Требонию, написанных в одно и то же время, высказывает сожаление о том, что его в свое время не пригласили «на великолепный пир в мартовские иды», т. е. на убийство Це­заря: «У нас не было бы остатков», т. е. не уцелел бы и Марк Антоний (Fam ., X , 28, 1; п. 819; XII , 4, 1; п. 818).

Большинство философских и риторических произведений Цицерона на­писано в форме диалога: вначале описывается обстановка, место действия, указывается повод к беседе, перечисляются ее участники, намечаются во­просы, подлежащие обсуждению; затем, после высказываний участников бе­седы, один из них, старший по возрасту и умудренный опытом, излагает свою точку зрения.

Диалогам Цицерона свойственны легкость изложения, прекрасное по­строение фраз, богатство слов и оборотов и благозвучие. Кроме того, фи­лософские и риторические сочинения Цицерона ценны еще и своими цита­тами из дошедших до нас только во фрагментах произведений римских поэтов - Энния, Невия, Цецилия Стация, Пакувия, Акция и других, а так­же и греческих.

К философским сочинениям Цицерона, посвященным отдельным вопро­сам практической морали, относятся его диалоги «Катон Старший [или] о старости» и «Лелий [или] о дружбе». Оба диалога носят до некоторой степени личный и даже автобиографический характер, и их можно сбли­зить с его письмами. Диалоги эти были написаны в 44 г. и посвящены самому близкому другу Цицерона, Титу Помпонию Аттику (см. стр. 193). Они продолжают линию диалога «О государстве» (51 г.); в них те же действующие лица (Сципион Эмилиан, Лелий, Фанний, Сцевола) и сход­ные высказывания - о служении обществу и государству, о бессмертии человеческой души.

В диалоге «О старости» участвуют:

• Марк Порций Катон Цензорий (Старший) (234- 149); родился в Тускуле; во время второй пунической войны сражался под Капуей и Тарентом; был претором в Сардинии в 198 г., консулом в 195 г., цензором в 184 г. Катон написал трактат «О земледелии» (De agri cul - tura) и сочинение «Начала» (Origines) по истории римского государ­ства от основании Рима и по 149 г. Оно содержало и его речи; до нас оно не дошло.

• Публий Корнелий Сципион Эмилиан (Младший) Африканский Ну-мантинский, сын Луция Эмилия Павла Македонского, усыновленный сыном Сципиона Африканского Старшего; родился в 185 г.; консул 147 г.; в 146 г., во время третьей пунической войны, взя\ и разрушил Карфаген; в 134 г. был консулом во второй раз; в 133 г. взял Нуманцию после осады; сторонник нобилитета; противник реформ Тиберия Гракха; ревнитель гре­ческой и римской культуры; скоропостижно умер в 129 г., возможно, был устранен политическими врагами.

3 Гай Лелий (младший), консул 140 г., близкий друг Сципиона Эми-лиана; правовед, участник третьей пунической войны. Современники про­звали Лелия Мудрым (Sapiens).

О диалоге «О старости» Цицерон упоминает в письмах к Аттику (Att ., XIV , 21, 3; п. 729; XVI , 3, 1; п. 778; 11, 3; п. 779) и в диа­логе «О предвидении», II , 3, законченном им в 44 г., уже после смерти Цезаря. Это позволяет думать, что диалог «О старости» был написан или, во всяком случае, начат еще до смерти Цезаря; возможно, что он был несколько переработан в июле 44 г. (Att ., XVI , 3, 1; п. 778).

Цицерон написал этот диалог, когда ему было 62 года, а Аттику - 65 лет, т. е. когда они уже были стариками, так как, по представлению римлян, старость начиналась в 60 лет.

Условная дата диалога- 150 г., когда Катону было 84 года. В диало­ге ему отведена главная роль. Цицерон идеализирует образ Катона, кото­рого он считает образцом древней римской доблести. Сципион и Лелий приходят к Катону и выражают ему свое восхищение тем, как он пере­носит свою старость. Они вызывают его на беседу о старости. Выска­зывания Катона звучат как своего рода политическое завещание.

Диалог начинается с обращения к Титу Помпонию Аттику упомина­нием его имени в цитате из «Анналов» Энния: в ней собеседник гово­рит консулу Титу Квинкцию Фламинину:

Тит мой, если тебе помогу и уменьшу заботу -

Ту, что мучит тебя и сжигает, запав тебе в сердце,-

Как ты меня наградишь?

Цицерон прибавляет, что Аттик едва ли «и денно, и нощно» мучит-ся заботой, так как оратору известны его сдержанность и мудрость; он здесь намекает на политическое положение в стране, которое должно тре­вожить Аттика так же, как тревожит его самого, т. е. на диктатуру Цезаря.

Через весь диалог проходят пять основных линий 7: 1) за участника­ми диалога видны Цицерон и Аттик, два философствующих старика, по­лучающих от своего возраста все лучшее, что он может им дать; 2) под­черкивается отношение Катона к грекам; то обстоятельство, что Катон на­чал в преклонном возрасте изучать греческую литературу, позволяет Цицерону в высказываниях этого старика подчеркнуть радость умствен­ного труда; 3) Катон ссылается на римскую традицию: перед его слу­шателями проходят, один за другим, деятели Рима, старики, стоявшие во главе государства и совершавшие подвиги на войне; упоминаются и гре­ки - Платон, Горгий, Софокл и другие, даже в глубокой старости не отказывавшиеся от деятельности; 4) прославляется сципионовский кружок ревнителей греческой и римской культуры и литературы; 5) Катону 84 го­да; он видел смену нескольких поколений людей и подобен гомеровскому Нестору, чье имя тоже называется; при этом Катон прославляет сельское хозяйство и говорит о старике Лаерте, отце Одиссея, возделывающем землю.

• 7 См. К. Biichner. Cicero . Bestand und Wandel seiner geistigen Welt. Heidelberg , 1964. S , 401 ff .

Катон отводит четыре упрека, которые старикам приходится слышать: будто бы старость 1) препятствует деятельности человека; 2) ослабляет его силы; 3) лишает его наслаждений; 4) приближает его к смерти (15). Катон отвергает все эти упреки и говорит о политической активности ста­риков (15-20), о их деятельности в области литературы (21-23), заня­тиях земледелием (24-25), воспитанием молодежи (25-27). Говоря о чет­вертом упреке (66-85), Катон советует либо презирать смерть, если она погашает наше сознание, либо даже желать ее, если она ведет наш дух туда, где он станет вечен. Этим утверждением вечности человеческого духа диалог «О старости» повторяет такое же положение, высказанное в диалоге «О государстве (VI , 26, «Сновидение Сципиона»). Перечислив выдающихся римлян, отдавших жизнь ради блага отечества,- Луция Юния Брута, Дециев, отца и сына, Марка Атилия Регула, Луция Эмилия Пав­ла, павшего под Каннами, двух Сципионов, павших во время второй пуни­ческой войны, и других,- Катон говорит о простых и притом молодых солдатах, совершивших такой же подвиг.

Цицерон устами Катона приводит учение Пифагора о бессмертии че­ловеческой души, как и предсмертные высказывания Сократа, и говорит о земной жизни как о жилище временном, а не постоянном (84), о старости как о заключительной сцене жизни и о смерти как о естественном окон­чании земного существования человека.

В диалоге упоминаются и цитируются как римские поэты - Ливии Ан­дроник, Энний, Невий, Цецилий Стаций, Плавт и Теренций, так и гре­ческие - Гомер, Гесиод, Стесихор и др. Имеются и заимствования у Ксе-нофонта («Воспитание Кира», «Домострой»), у Платона («Государство», «Федон», «Пир») и у Геродота.

Особую ценность диалога представляют собой исторические экскурсы в прошлое, в область римской традиции.

Диалог «Лелий [или] о дружбе» принято датировать летом или осенью 44 г. (см. стр. 190 ел.). Цицерон упоминает о нем в диалоге «Катон Старший [или] о старости» (5). В своих письмах к Аттику он об этом диалоге не говорит; очевидно, он писал его в то время, когда оба друга находились в Риме.

На тему о дружбе написаны оба сочинения Аристотеля по этике и со­чинение Феофраста «О дружбе», впоследствии утраченное. Оно оказало влияние на Цицерона 8 .

Образ Сципиона Эмилиана и образ Лелия Цицерон использовал еще в июне 62 г., когда его положение пошатнулось в связи с казнью пятерых участников заговора Катилины, совершенной 5 декабря 63 г., хотя и на основании решения сената и в силу чрезвычайных полномочий, предо­ставленных консулу Цицерону особым постановлением сената (senatus consultum ultimum), но без формального суда, в то время как вопрос о смертном приговоре римскому гражданину подлежал суду центуриатских комиций. В июне 62 г. Цицерон обратился к Гнею Помпею, находив­шемуся на Востоке после одержанной им победы над царем Митридатом VI , с письмом, в котором он предложил Помпею объединиться с ним в государственной деятельности и ставил его даже выше Сципиона Эмилиа-на, отводя себе при этом роль Лелия, т. е. мудрого советчика (Fam ., V , 7, 3; п. 15). Таким образом, играть роль Лелия Цицерон пожелал уже после своего консулата, высшей магистратуры в Римском государстве. Об ответе Помпея сведений нет.

• См. А. Геллий, Аттические ночи, I , 3, 10; Плутарх, О братской любви, 8.

Главными участниками диалога Цицерона «О государстве», работа над которым была им начата в 54 г. и закончена в 51 г., являются опять-таки Сципион Эмилиан и Гай Лелий.

В диалоге «О дружбе» участвуют:

• Гай Лелий (см. стр. 185).

• Квинт Муций Сцевола Авгур (его так называли, чтобы отличать его от его племянника Квинта Муция Сцеволы, верховного понтифика), консул 117 г., правовед; зять Лелия.

• Гай Фанний Страбон, консул 122 г., участник третьей пунической войны; правовед; зять Лелия.

Условная дата диалога - 129 г., вскоре после скоропостижной смерти Сципиона Эмилиана.

Сцевола и Фанний уже были выведены Цицероном как участники диа­лога «О государстве»; Сцевола - и как участник диалога «Об ораторе» (55 г.).

О дружбе между Сципионом и Лелием Цицерон писал: «В их дружбе соблюдалось своего рода правило: в походах Лелий почитал Публия Аф­риканского, за его исключительную военную славу, как божество; дома Сципион, со своей стороны, чтил Лелия, старшего годами, как отца» («О государстве», I , 18). В «Лелий» Цицерон, имея в виду свою дружбу с Аттиком, пишет (5): «Как тогда я, уже старик, посвятил старику со­чинение о старости, так в этой книге я, преданный друг, посвящаю другу сочинение о дружбе... Читая это рассуждение, ты узнаешь самого себя».

После вступления, в котором Фанний спрашивает Лелия его мнение о дружбе - что он о ней думает, как ее оценивает, какие наставления ей дает (16), Лелий переходит к рассуждению на основную тему: «Дружба возможна только между честными людьми» (boni 9 ; 18; 65) и есть «луч­ший дар бессмертных богов» (20; 47). Применяя этот политический термин boni , Лелий, т. е. Цицерон, сразу выдвигает на первый план политиче­ское содержание своей беседы: честными людьми (или мужами) следует считать тех, кто отличается верностью, неподкупностью, беспристрастностью, щедростью и стойкостью, свободен от жадности, развращенности и нагло­сти и «следует природе, лучшей наставнице в честной жизни». (19) «Ведь дружба не что иное, как согласие во всех делах божеских и человеческих в сочетании с благожелательностью и привязанностью». При этом доблесть порождает и поддерживает дружбу, а без доблести дружба совершенно невозможна» (20). Понятие доблести (virtus) следует определять с точки зрения обыденной жизни: доблестны были опять-таки честные мужи - Ка-тоны, Галы и другие выдающиеся римляне (21). Заключая в себе многие преимущества, дружба «проливает свет доброй надежды на будущее и не дает нам падать духом» (23). Описав силу дружбы и уз благожелательно­сти, на которых держатся и дом, и город, рассказав об Оресте и Пи-ладе и отметив величайшую пользу дружбы, Лелий переходит к вопросу о ее возникновении (26): слабостью ли человека порождается она или же причина ее иная? Производя слово amicitia (дружба) от слова amor (любовь), Лелий утверждает, что дружба возникает вследствие естест­венной склонности людей к любви, т. е. по велению природы, а не вследствие нужды и из соображений о выгоде (27).

• См. вводное примечание, стр. 192.

Далее говорится о силе доблести, присущей выдающимся людям (Фаб-риций, Курий), о законной ненависти к преступным (царь Тарквиний Гордый, Спурий Кассий, Спурий Мелий), о доблестном царе Пирре и жестоком Ганнибале, заслужившем вечную ненависть (28).

Чем более человек уверен в себе, чем более доблестен и мудр он, тем больше превосходит он других людей в приобретении и сохранении друж­бы. Таков был Сципион Эмилиан, не нуждавшийся в дружбе Лелия, но любимый им за свою доблесть (30). Такие чувства непонятны людям, склонным к наслаждениям (32).

Затем Лелий рассматривает самую трудную задачу - как сохранить дружбу на всю жизнь. По мнению Сципиона, этому препятствуют многие обстоятельства - материальные соображения, вступление в брак, сопер­ничество при соискании магистратур и, наконец, расхождение в полити­ческих взглядах (33 ел.). Приведя ряд примеров из истории Рима, Ле­лий - ив этом политический интерес диалога - утверждает, что дружбу ни при каких обстоятельствах нельзя предпочесть исполнению долга перед отечеством: ни Спурию Кассию Вецеллину, стремившемуся к единовла­стию, ни Спурию Мелию, ставившему себе такую же цель, друзья не должны были помогать, как и Тиберию Гракху (37; 39; 41). «Итак для дружбы должен существовать незыблемый закон - не просить друга о бесчестных действиях и самому не совершать таковых, уступая его прось­бам» (40).

Далее (41) осуждается «преступление друзей и близких» Тиберия Гракха по отношению к Сципиону Эмилиану. Рассмотрев действия Ко-риолана и Фемистокла, пытавшихся выступить каждый против своего отечества (42), Лелий устанавливает следующий первый закон дружбы: «будем просить друзей о нравственно-прекрасном, будем совершать ради друзей нравственно-прекрасные поступки» (44).

Лелий отвергает эгоистический, утилитарный подход к дружбе, в част­ности со стороны эпикурейцев с их стремлением к безмятежности (45 ел.); дружба и привязанность возникают тогда, когда перед людьми «начинает светить какой-то намек на доблесть» (48); услаждаться пустыми вещами, как почет и слава, как материальные блага, нелепо (49); к дружбе скло­няет людей сходство, и снова выдвигается положение, что «честные люди (boni) любят честных и привязываются к ним» (50), т. е. положе­ние о политическом единомыслии.

Ниже (56 ел.) рассматривается вопрос о пределах и границах, какие следует соблюдать в дружбе, разбираются мнения, высказанные на этот счет. По словам Лелия, Сципион особенно порицал мнение, что «любить надо, памятуя, что рано или поздно можешь возненавидеть» (59). Итак, границы в дружбе должны сводиться к требованию, чтобы «нравы дру­зей были безупречны и между друзьями была полная... общность во всех делах, помыслах и желаниях» (61). Затем говорится об осмотри­тельности при выборе друзей и о том, следует ли предпочитать новых друзей старым; подробно разбирается и вопрос о равенстве в дружбе меж­ду людьми выше- и нижестоящими (69 ел.). Особое внимание уделено вопросу об отказе от дружеских отношений при возникновении полити­ческих разногласий (77).

Истинный друг должен быть нашим «вторым я» (80) ; он никогда не потребует от друга ничего, кроме нравственно-прекрасного (82); дружба нам дана природой как помощница в доблестях, а не как спутница в пороках (83).

Дружба проникает в жизнь всех людей (87 ел.), но для сохранения ее порой приходится сносить и обиды. Высказанная нами правда может породить ненависть к нам. Лелий ссылается на Катона Цензория, ска­завшего, что суровые недруги иногда оказывают услуги большие, чем те, какие нам оказывают мягкие друзья (90). Истинная дружба должна быть откровенна и свободна от притворства и поддакивания (91 ел.). Как в дружбе, так и в государственной деятельности должны быть исключены притворство и лесть (95 ел.).

После сдобренных цитатами из комических поэтов рассуждений о лести и угодничестве в дружбе (98 ел.) Лелий возвращается к вопросу о зна­чении доблести для дружбы и об уважении к старикам (100 ел.) и закан­чивает воспоминаниями о дружбе Сципиона Эмилиана.

Тема о политических взглядах и дружбе приобрела в Риме особенное значение после убийства Цезаря (15 марта 44 г.), когда его сторонники начали объединяться вокруг Марка Антония. В конце августа (или в се­редине октября) 44 г. Цицерон обратился с письмом к Гаю Матию, своему старому другу и другу Цезаря (Fam ., XI , 27; п. 784). В его письме и в ответе Матия (Fam ., XI , 28; п. 785) «дается практическая интерпре­тация философских построений Цицерона из, De officiis " и „ Laelius ", а также имеются два различных и даже резко противоположных толко­вания officia amicitiae [долг дружбы]» 10 .

¦ 10 См. С. Л. Утченко. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения респуб­лики. М. 1952, стр. 201 ел. О датировке переписки Цицерона и Матия см: В. Kytz - / er . Matius nud Cicero . Historia, В. IX, H. 1, S. 96-121, 1960; Beobachtungen zu den Matius-Briefen. Philologus , B . 104, H . 1-2, S . 48-62, 1960.

Цицерон пишет Матию (8): «Если Цезарь был царем (я, по крайней мере, думаю именно так), то о твоем долге можно рассуждать в двояком смысле: либо в том, в каком это обыкновенно делаю я,- что твоя вер­ность и доброта достойны похвалы, раз ты чтишь друга после его смерти; либо в том, в каком это делают некоторые,- что свободу отечества надо ставить выше, чем жизнь друга». Матий, поддерживавший дружеские от­ношения с Цезарем и Марком Антонием, а впоследствии и с Октавианом, отвечает (2), что он «не за Цезарем последовал во время гражданских раздоров, но - хотя его и оскорбляли его притязания - все-таки не по­кинул друга»; он повторяет возведенное на него обвинение в том, что он скорбит о Цезаре, но при этом выражает сомнение, что «его кончина была полезна для государства», и отстаивает свое право на дружбу с Цезарем как с человеком.

Многие мысли, высказанные Цицероном в его письме к Матию, которое может служить наглядным примером практического применения им своих принципиальных взглядов на сущность дружбы и на предъявляемые к ней требования, близки к положениям, высказанным им в диалоге «О друж­бе» (36-44), и даже повторяют их. Это дает основание датировать диа­лог и переписку между Цицероном и Матием приблизительно одним и тем же временем - августом или же октябрем 44 г.

В этой политической направленности, в подчеркивании значения граж­данского долга,- помимо больших литературных достоинств,- и заклю­чается значение диалога Цицерона «Лелий [или] о дружбе».

В. Горенштейн

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Государственный университет

Высшая школа экономики

Эссе по философии

Трактат Цицерона "Об обязанностях" и образ идеального гражданина

Составлено:

Провоторова Мария,

экономика, 205 группа

1998 год

Трактат "Об обязанностях" - последнее философское произведение Марка Туллия Цицерона. Он стал одним из наиболее популярных его философских произведений.

Для современников и ближайших потомков Цицерон был в первую очередь величайшим оратором и стилистом. Для идеологов времен поздней империи христианства - в первую очередь философом и моралистом. Его этика оказала огромное влияние и даже в какой-то мере легла в основу христианского учения о морали.

Трактат разделен на три книги. В первой анализируется понятие нравственно-прекрасного, во второй обсуждается вопрос о полезном и в третьей - о конфликте нравственно-прекрасного с полезным, о конфликте, в результате которого всегда должно торжествовать нравственно-прекрасное.

Жанр трактата "Об обязанностях" для Цицерона необычен. Подавляющее большинство его философских произведений написано в форме диалога, данный же трактат представляет собой наставление сыну. Этот жанр предопределил в значительной мере своеобразие трактата. Его содержание разнообразно: это и моральные предписания, и отступления политического характера, и исторические примеры, и юридические казусы. В целом трактат Цицерона представляет собой определенный свод правил и норм поведения, рассчитанных отнюдь не на каких-то особых, выдающихся людей или мудрецов, а на обычных честных и "порядочных" граждан. Здесь речь идет об обязанностях, приложимых ко всем людям, ко всем, у кого имеется хоть какая-либо "склонность к доблести"; он не только адресован, но и ориентирован на молодого римлянина (изначально), достойного гражданина, вступающего на путь государственной карьеры.

В основе учения Цицерона об обязанностях лежит представление о высшем благе как о нравственно-прекрасном. Цицерон отмечает, что любой области жизни и деятельности соответствуют свои обязанности, в исполнении которых и состоит нравственный смысл всей жизни. Отсюда следует, что все обязанности должны иметь своим источником стремление к нравственно-прекрасному, к высшему благу.

Нужно отметить, что в то время римские представления о "нравственном" благе развивались в тесной связи с развитием представлений об идеальном гражданине, о его фамильных и гражданских качествах, добродетелях, обязанностях. Поэтому в Риме признанием такой деятельности со стороны общества считался почет (такая позиция в корне отличается от позиции греческих философов). Цицерон также был сторонником римского восприятия нравственно-прекрасного.

Согласно греческим философским учениям Старой Стои только нравственно-прекрасное и соответствующие ему действия есть благо, только порок и соответствующие ему действия - есть единственное зло, все же остальное, что лежит между ними - безразлично. Благо и порок являются такими, что ими нельзя обладать отчасти, а только или вполне или вовсе не обладать, т.е. можно быть только добродетельным или только порочным.

Цицерон же ставит между идолом "блаженного" и "порочного" человека ставит человека "стремящегося", а между благими действиями и пороками - надлежащий поступок, "должное", так называемые "средние действия".

Термин "обязанность", которым решил воспользоваться Цицерон, имел в Риме практический и вполне конкретный характер, да и сам Цицерон не понимал его увлеченно, в смысле какого-то общественного долга. Его больше занимал вопрос, насколько приложим этот термин к государственным обязанностям. Трактат Цицерона "Об обязанностях" имеет в виду обязанности не человека вообще, а обязанности римского гражданина, достойного члена римской общины.

По мнению Цицерона, существует четыре источника, или четыре "части", того, что считается нравственно-прекрасным. В его интерпретации они выглядят следующим образом: на первом месте стоит познание истины, затем следует "двуединая" добродетель - справедливость и благотворительность, затем величие духа и, наконец, благопристойность и умеренность. Из каждой этой добродетели вытекают определенные обязанности, предписываемые стремлением к главной и конечной цели - к высшему благу. Цицерон считает, что обязанности гражданина вытекают из "двуединой" добродетели (справедливости и благотворительности). Нужно отметить, что он неоднократно подчеркивает общественный, социальный характер этой добродетели. Следовательно, обязанности, вытекающие из нее, тоже должны считаться обязанностями общественными, социальными. Цицерон даже утверждает, что обязанности, вытекающие из "общественного начала", больше "соответствуют природе", чем обязанности, вытекающие из познания.

Критики особо отмечают определение существа справедливости, которое дает Марк Туллий Цицерон. "Первое требование справедливости в том, чтобы никому не наносить вреда, если только тебя не вызвали на это несправедливостью; затем в том, чтобы пользоваться общественной собственностью как общественной, а частной - как своей". Здесь Цицерон также формулирует свое отношение к проблеме собственности.

Частной собственности от природы не бывает, говорит он, она возникает либо путем оккупации незаселенных земель, либо вследствие победы на войне, либо благодаря законам, договорам, жеребьевке. Государство и собственность изначально связаны друг с другом, и охрана собственности есть причина образования государства. И частная, и государственная собственность закрепляются тем или иным историческим актом, приобретающим затем силу закона. Кто завладевает чужой собственностью, утверждает Цицерон, тот нарушает и оскверняет права человеческой общности.

Таким образом, он выступает в качестве защитника и "охранителя" не только частной, но и государственной собственности. Смысл формулы "пользоваться общественной собственностью как общественной, а частной - как своей" требуют не только охранения собственности, но и активного содействия благу всего государства своей деятельностью и своим имуществом. Ссылаясь на Платона, Цицерон говорит, что "мы рождены не только для самих себя, но какую-то часть нас по праву требует отечество, другую часть - друзья. Все, что родит земля, - все это предназначено для пользы людей; люди же, в свою очередь, тоже рождены для людей, дабы они могли приносить пользу друг другу, поэтому, следуя природе, необходимо трудиться для общего блага, употребляя все силы и способности на то, чтобы теснее связать людей в единое общество".

Далее Цицерон переходит к рассуждению о двух видах несправедливости. С его точки зрения, существует несправедливость не только тех, кто ее причиняет, но и тех, кто не оказывает помощи потерпевшим несправедливость. Для борьбы с несправедливостью надо понимать причины зла. Обычно причинами проявления несправедливости бывают страх, жадность к деньгам, честолюбие, жажда славы. Однако забота о своем имуществе, - подчеркивает Цицерон, - если только она не вредит другому, вовсе не порок. Обдуманная несправедливость должна караться более сурово, чем внезапный эффект. Мотивы, мешающие борьбе с несправедливостью, бывают, как правило, "узкоэгоистического характера", это - леность, нерадение, боязнь неприятностей, нежелание участвовать в общественной деятельности. Таким образом, в основе учения Цицерона о справедливости и несправедливости лежит некое представление о неприкосновении собственности, и потому первейшая обязанность заключается в соблюдении и охране этой неприкосновенности. Кстати, Цицерон всегда был ярым противником всяких аграрных законов и вообще вторжений в священную область собственности.

Из понятий справедливости вытекают обязанности "военной морали". Здесь основные положения Цицерона таковы: война может быть только вынужденным актом и допустима лишь в тех случаях, если переговоры не дают никаких результатов. Причина подобных войн только одна: оборона своего государства, цель же их - прочный мир. В обращении с побежденными следует проявлять человечность; сдавшиеся на милость победителя безусловно имеют право на пощаду. Однако он допускает (с некоторыми оговорками относительно причин) войны, которые ведутся ради укрепления власти и славы. "Это результат убежденности во "всемирно-исторической миссии" Рима". Таким образом вырисовывается новая обязанность и новая черта облика идеального гражданина - обязанность воина, защитника могущества римского государства. А если учесть, что наряду с этим превозносится мирная жизнь и занятие сельским хозяйством, причем говорится, что это "самое приятное и самое достойное занятие для свободного человека", то возникает идеал еще староримским времен - идеал земледельца и воина.

Рассуждение о справедливости заканчивается упоминанием о рабах, по отношению к которым, по мнению Цицерона, тоже следует проявлять справедливость (хоть и своеобразную): к рабам следует относиться как к "наемникам", т.е. требовать от них работу и предоставлять то, что им "полагается". Здесь можно выявить еще одну обязанность - обязанность "справедливого" хозяина, владельца рабов.

Другой "частью", или стороной, социальной добродетели следует считать благотворительность, которую также можно определить как доброту или щедрость. Переходя к рассуждению о благотворительности, Цицерон отмечает, прежде всего, что нет ничего более соответствующего человеческой природе. Но применение этой добродетели на практике требует определенной осторожности: благотворительность (или щедрость) не должна ни вредить тому, по отношению к кому ее проявляют, ни идти за счет других людей; она не должна превышать средств самого благотворителя и должна распределяться в соответствии с достоинством того, по отношению к кому ее проявляют. Все это еще раз напоминает, что людская жизнь происходит в обществе, причем "поскольку мы живем не среди совершенных и без исключения мудрых людей, а среди таких, для которых вполне достаточно, если они являются отображением добродетели, то надо также понять, что нельзя полностью пренебрегать ни одним человеком, в котором могут проявляться хотя бы малые признаки такой добродетели".

Говоря людской жизни в обществе, Цицерон подчеркивает, что общество связывает людей союзом, разумом, речью (этим люди и отличаются от животных). Человек обязан помогать человеку, но средства отдельных лиц невелики, и потому необходима градация благотворительной деятельности. Она должна быть установлена в соответствии с существующими степенями общности людей. Таких степеней несколько. Если не говорить о понятии человечества в целом, то можно выделить такие связи, как общность племени, происхождения, языка. Еще более тесной связью считается семья. Это, так называемая, первая ячейка общества, из которой вырастает впоследствии государство.

"Из всех общественных связей, - говорит Цицерон, - для каждого из нас наиболее важны, наиболее дороги наши связи с государством. Дороги нам родители, дороги дети, родственники, близкие друзья, но отечество одно охватило все привязанности всех людей. Какой честный человек поколеблется пойти за него на смерть, если он этим принесет ему пользу?" Таким образом, здесь приводится определенная шкала обязанностей, расположенных в зависимости от их значимости: на первом месте стоят обязанности по отношению к отечеству и родителям, затем - к детям, семье и, потом, к родственникам и друзьям. Так к характерным чертам и обязанностям идеального гражданина прибавляется еще одна (это наиболее специфическая римская черта) - особое отношение к отечеству, семье, близким.

Таковы нравственные нормы и вытекающие из них обязанности, присущие идеальному гражданину. При этом рассматривая их применение в сфере "полезного", Цицерон нашел, что противопоставление "нравственно-прекрасного" и полезного есть величайшее заблуждение, т.е. "что нравственно-прекрасно, то, тем самым, уже и полезно". А "кто захочет снискать истинную славу справедливого человека, тот должен выполнять обязанности, налагаемые справедливостью..."

Многие критики считают, что образ идеального гражданина, со всеми связанными с этим идеалом обязанностями и нормами поведения, со всеми его характерными чертами и качествами, "может рассматриваться как некое своеобразное политическое завещание Цицерона, завещание умудренного жизненным и государственным опытом деятеля, оставляемое им современникам и потомству в один из наиболее напряженных моментов как его личной судьбы, так и судьбы всего римского государства".

Подобные документы

История развития демократии и влияние философской мысли на развитие в Древней Греции. Исследования Платоном данной проблемы, направления и особенности, критика. Этапы и предпосылки развития демократии в древнем Риме, сущность и содержание идей Цицерона.

курсовая работа , добавлен 18.08.2014


История риторики и ее теории, описание некоторых из них. Риторика Платона и Аристотеля, их сравнительная характеристика и особенности, факторы развития. Ораторское искусство в Древнем Риме, его место и значение в обществе. Риторика Цицерона, ее отличия.

курсовая работа , добавлен 10.01.2011


Основные понятия герменевтики и эволюция герменевтических методов как метода гуманитарного познания. Факторы, влияющие на понимания трактата "Слово о Законе и Благодати", особенности использования в данном процессе принципов и приемов герменевтики.

курсовая работа , добавлен 22.01.2012


Политические и правовые позиции софистов. Учение Платона о государстве и законах. Древнегреческие правовые учения в период эллинизма: Эпикур и Полибий. Правовая теория Аристотеля. Политико-правовая концепция Марка Цицерона. Римские юристы и их взгляды.

реферат , добавлен 20.05.2014


Общая характеристика эпохи Просвещения: рационализм, этические учения, основные представители. Политические учения Гоббса и Локка в преломлении просветительского рационализма. Просвещение и революционное движение: критика социальной несправедливости.

контрольная работа , добавлен 27.06.2014


Изучение учения Платона о трех началах души, устройстве государства и общественной жизни. Процесс формирования политических взглядов Платона, роль и место концепций "Идеального государства" в творчестве ученого. Сущность платоновского государства.

курсовая работа , добавлен 25.06.2010


Особенности философской системы Фридриха Ницше, основные теоретические понятия. Образ Абсолюта и качественные характеристики образа человека, особенности их отношений, условия осуществления в ницшеанстве на материале трактата "Так говорил Заратустра".

курсовая работа , добавлен 08.12.2011


Основные моменты жизненного и творческого пути Д. Юма. Особенности и характер его философии, роль идей натурализма и эмпиристов. Общая характеристика его философской работы "Трактат о человеческой природе". Определение теоретико-познавательной концепции.

контрольная работа , добавлен 20.08.2011


Сущность и основной круг проблематики гносеологии. Понятие, главные признаки и ключевые идеи агностицизма как философского учения. Исследование "Трактата о человеческой природе" Д. Юма. Скептицизм в работах Юма, его влияние на последующую философию.

контрольная работа , добавлен 04.10.2011


Основные жизненные этапы в биографии Конфуция. Описание в труде Конфуция "Беседы и суждения: трактат" философских мыслей, основ и учений Учителя, его учеников и деятелей Древнего Китая. Художественный стиль трактата, характеристика основных концепций.